Воорт представляется немолодой латиноамериканке в темных очках для чтения, по цвету соответствующих переброшенной через плечо длинной косе.
– Вы – тот детектив, который оставил сообщение вчера вечером? Мы пытались разыскать вас в вашем управлении.
– Я застрял в пробке.
– Ну что же, доктор сейчас работает, – говорит секретарь таким тоном, будто это она сама занята. – Доктор только что вернулась из отпуска. – Она бросает взгляд на пациентов. – Ее время расписано до восьми вечера. Могу ли я быть вам полезной?
Воорт объясняет, что он по делам службы и займет всего несколько минут в связи с важными обстоятельствами.
– Одним из случаев доктора? – Привычка защищать согласуется с ограниченным кругозором секретаря.
– Нет, одним из моих дел.
Секретарь неохотно сообщает, что, возможно, через некоторое время доктор смогла бы выделить ему несколько минут. А пока Воорта отправляют в приемную, украшенную произведениями искусства, которые заставили бы позеленеть аукциониста из «Кристи». По оценке Воорта, деревянная статуэтка высотой два фута, установленная в нише над кофейным столиком из красного дерева, – римская и к тому же еще до Константиновой эпохи. Христос, вырезанный до гибели империи, радостный, а не скорбный, как стали его изображать после того, как гунны пронеслись по Италии, принеся бубонную чуму. Разложенные за стеклом наконечники стрел родом не из Северной Америки. Судя по резьбе, они сделаны до появления огнестрельного оружия, если они из Европы, и до появления европейцев, если из Океании. Каменная маска из Зимбабве. Богиня плодородия с преувеличенными формами родом из развалин на Ближнем Востоке. Система сигнализации, видимо, не уступает установленной в музее «Метрополитен». Одна страховка всего этого равноценна трехмесячному жалованью полицейского. И если такие вещи доктор Таун помещает в приемной, то дома у нее, полагает Воорт, может оказаться маленький Лувр.
– А что за врач эта доктор Таун? – спрашивает он сидящего рядом преждевременно поседевшего священника, который, морщась, прижимает руку к животу.
– А вы не знаете? Вы же к ней пришли.
– Я к ней не по поводу медицины.
– Она ведущий в городе специалист по тропическим болезням, – объясняет священник гордо, словно сам заслужил похвалу. Пока все, относящееся к доктору Таун, делает ей честь. Священник добавляет: – Епархия всегда направляет нас сюда, когда мы возвращаемся из командировок в тропики. – Он зажмуривается от боли. – Я только что вернулся из Боливии. Всегда возвращаюсь с амебами и глистами. Это все вода. Приезжаешь в деревню, и кто-нибудь обязательно угощает овощами. И что тут скажешь? Не могу, мол, есть то, до чего вы дотрагивались?
Из разговоров в приемной выясняется, что среди пациентов – дипломаты стран третьего мира, богатый бизнесмен из Индонезии, ботаник, вернувшийся из джунглей Бразилии.
– Она спасла моему брату жизнь, – взволнованно говорит священник. – Он подцепил в Турции какой-то вирус, но другие врачи не смогли ничего найти. Брат худел, потел по ночам. Он, – священник содрогается, – умирал. Но доктор Таун находит вирусы, какие никто не может. А в тропиках масса всяких бактерий, мерзких микроскопических мутантов. Поверьте, вам лучше не знать.
Когда священник устремляется в уборную, Воорт обращает внимание, что для чтения здесь разложены не обычные для приемных журналы «Смитсониан» или «Тайм». Здесь предлагаются «Справочник по тропическим болезням» и двухтомник в красном кожаном переплете «Лейшманиоз среди сомалийских кочевников» доктора Джилл Таун.
– Доктор сейчас примет вас, мистер Воорт. Последняя дверь направо.
Пройдя мимо нескольких небольших кабинетов, где пациенты в голубых больничных халатах ожидают процедур, Воорт заходит в приемную доктора Таун – помещение побольше с окнами во всю стену, выходящими в хорошо ухоженный сад скульптур за изгородью из красного дерева.
– Можно взглянуть на удостоверение? – спрашивает доктор из-за письменного стола.
Бывают женщины, чья прелесть словно идеально соответствует определенному времени года, и, говорит себе Воорт, наверное, осень была создана для доктора Джилл Таун. Она прекрасна. От нее веет такой женственностью, что у Воорта подкашиваются ноги. Микки как-то сказал: «Есть три степени влечения, приятель. Первая – это член, всегда готовый к делу хоть в ночном клубе, хоть на пляже. Вторая степень – когда перехватывает дыхание. Но самое опасное – третья степень, когда мускулы слабеют, а мысли улетучиваются. Тогда мужики посылают карьеру к черту. Весь Голливуд живет на этой третьей степени».
В кабинете жарко, или ему так кажется? Джилл Таун – стройная, изящная, гибкая. Короткие рыжие волосы, горящие ярче листьев на Пятой авеню, обрамляют узкое скуластое лицо, подчеркивая сияние зеленых глаз и мягкую белизну безупречной кожи. Под расстегнутым медицинским халатом на ней нитка черного жемчуга, простая белая блузка и обыкновенная темная юбка до середины икры, что подтверждает еще одно изречение Микки: «Девчонки украшают собой одежду, а не наоборот».
Но в голосе звучит странная нотка, граничащая с подозрительностью.
– Мне передали, что у вас что-то срочное.
Воорт говорит, что ее имя всплыло при расследовании. До сих пор уловка срабатывала.
– Вот как? – Во взгляде вызов, и Воорт вдруг замечает янтарный ободок вокруг зеленых глаз. – Каком расследовании?
– Сначала, если не возражаете, я хотел бы задать пару вопросов.
– Возражаю, – говорит она и повторяет: – Каком именно расследовании?
– Полиция Сиэтла попросила нас помочь в одном деле.
– Да неужели! – Теперь ее словно что-то развеселило. – Подумать только, в Нью-Йорке столько работы, а вам хватает времени помогать полиции аж в Сиэтле.
Странный ответ – какой-то неправильный. И она становится все агрессивнее.
– Их подозреваемый – научный сотрудник продовольственной компании в Сиэтле, – продолжает Воорт, – и в деле возникли некоторые связи с Нью-Йорком. Мошенничество.
– Не сексуальные преступления? – Она откидывается на спинку вращающегося кожаного кресла, во взгляде – открытая враждебность. – После утреннего звонка на Полис-плаза я думала, что вы работаете в отделе сексуальных преступлений.
– Не только. – Воорт понимает, что попался.
– Что вы хотите знать?
– Ваше имя нашли в записной книжке этого человека, и мы хотели бы знать, не был ли он вашим пациентом. Его зовут Лестер Леви.
Не отрывая взгляда от его лица, доктор Таун поднимает трубку телефона и спрашивает секретаря:
– Есть у нас пациент из Сиэтла по имени Лестер Леви?
Несколько секунд ожидания.
– Нет.
– Алан Кларк?
– Нет.
– Фрэнк Грин? – Воорт вспоминает записанное на салфетке Мичума имя человека из Ланкастер-Фоллза в штате Массачусетс, которого они с Микки пока не смогли обнаружить.