— Крутая у нее накидка, — похвалила Дейзи.
— Тебе нравится? У твоего друга байк похожего цвета, — нечаянно вырвалось у меня. Надо же, только что рот открыть боялась — и вдруг ляпнула про Бирна с его чертовым мотоциклом.
Дейзи промолчала.
— Хорошо субботу провели? — спросила я, слыша в собственном голосе интонации тетушки Бетти.
— Покатались не больше часа. Камни из-под колес все ноги мне изуродовали. Но Даррен в любом случае уезжал в Дублин до вечера — какие-то дела в редакции.
— Странно, в четыре часа я видела его в Олдбридже.
— Точно в четыре? Вы уверены?
— Абсолютно. — Если я подставила Бирна, то переживать по этому поводу не собиралась.
— Мне пора, — заторопилась Дейзи. — Спасибо, что показали статую.
— Была рада что-то для тебя сделать.
Задержавшись у двери, Дейзи оглянулась.
— Вот бы моя подружка увидела! Жаль, что нельзя отнести ее к ней домой.
— А в чем дело?
— Она на шестом месяце, и я все наседаю на нее, чтобы маленького грудью выкармливала, а она упирается. Пола дала мне книжку, где написано, почему и матери, и ребенку это на пользу. Представляете, притащи я к ней домой такую статую?! Подружка бы точно обалдела.
Оставалось только посмеяться и над собственным разыгравшимся воображением, и над выдумкой Дейзи носить статую по улицам как рекламу грудного вскармливания.
— Боже, до чего я рад, что ты здесь! — бросился ко мне Финиан, когда я появилась в прихожей брукфилдского дома. — Отец ушел, и он сидит во дворе один. Зовут его Питер Грут. Я дал ему одну из твоих распечаток о «черной смерти», чтобы не скучал. — С этими словами Финиан вернулся в гостиную, где писательская братия угощалась вином.
Я бросила взгляд на свое отражение в зеркале. Хорошо, что, собираясь в больницу, я надела кремовый льняной костюм. Два дня полуголодного существования — и бедра снова в норме.
Я не задумывалась о том, как может выглядеть бывший полицейский патолог, а то, пожалуй, представила бы себе актера Ричарда Аттенборо, игравшего в фильме «Парк Юрского периода». Мне же из глубины внутреннего дворика помахал рукой золотоволосый голубоглазый бог в яркой полосатой рубашке и сшитых на заказ голубых шортах до колен. Казалось, он явился сюда из Кейптауна на серфинговой доске, оседлав гребень искрящейся под солнцем океанской волны.
— Привет! — Грут встал и крепко, по-деловому пожал мне руку. — Вы Айлин, правильно?
— Почти. Меня зовут Иллон. А вы… Питер? — Даже в босоножках на каблуках я едва доходила ему до груди.
— Почти. Петр. — Опустив второй гласный звук, он произнес свое имя с раскатистым «р». — Вы археолог?
— Да. А вы, как я понимаю, патологоанатом.
— Верно. В Кейптауне я больше известен как Трупорез. — Ни один мускул на его лице не дрогнул, и я уже решила, что это сказано на полном серьезе, когда он по-мальчишески ухмыльнулся.
Мы сели в кресла. На столе стоял поднос и несколько стаканов, на траве между нами — ведерко со льдом. Бесс, которую он поглаживал, нехотя подвинулась, когда я садилась.
— Откуда вы узнали, кто я?
— Старик — Артур — рассказывал о будущей невестке. Тот редкий случай, когда его представление о женской привлекательности совпадает с моим.
Интересно, я действительно ему нравлюсь, или он из тех, что ни одной юбки не пропустят?
Грут достал из ведерка бутылку с вином.
— Артур пошел вздремнуть. Финиан хотел ко мне присоединиться, но к нему приехали какие-то люди. — Ветерок перевернул верхнюю страницу текста, который он читал до моего появления. — Дал мне вашу распечатку, начало очень интересное. Хотите вина?
— Спасибо, не откажусь. Быстро сюда добрались?
Грут взял с подноса бокал.
— Когда позвонил Малкольм Шерри, я был без работы и прыгнул в самолет не раздумывая. Здорово, что у вас часовой пояс тот же, что в Южной Африке, — никаких неприятных ощущений. — Он протянул мне наполненный бокал, держа его за ножку. — Вот, захватил с собой совиньон бланк — очень недурное вино с моих любимых виноградников.
Из-за акцента я сначала не поняла, что он сказал, потом сообразила. Грут поднял бокал.
— Я первый раз в Ирландии, и если все женщины здесь хоть немного похожи на вас, рискую не вернуться домой. За кельтских красавиц!
Я и прежде слышала комплименты в свой адрес — обычно по поводу глаз, они лучшее, чем наделила меня природа. А так я небольшого роста, смуглая и темноволосая, одним словом — не фотомодель. И опять непонятно, искренне он говорит или просто любезничает. Я пригубила пахнувшего свежескошенной травой вина и, наслаждаясь букетом, подумала, что Терри Джонстону радости жизни уже недоступны.
— Что же такая хорошенькая девушка, как вы… — Грут пристально посмотрел на меня. — Послушайте, вы чем-то расстроены. Можно узнать, что произошло?
Не думала, что на лице у меня все написано. А может, он так наблюдателен?
Я не смогла сдержать вздох.
— Человек, который работал у меня на раскопках, умер сегодня утром.
— Печально. Он был вам близок?
— Не в том дело, я почти его не знала. У бедняги даже родственников нет, чтобы сообщить. А его смерть была… понимаете, любая смерть ужасна, но его — особенно.
— Почему?
Я рассказала о симптомах болезни Терри и о том, как стремительно она протекала.
— Очень напоминает вирусную геморрагическую лихорадку.
— Извините, не уверена, что правильно поняла. — Я еще не адаптировалась к его произношению.
— Ничего. Вирусная геморрагическая лихорадка. Одного порядка с лихорадкой Эбола или Марбург.
Холодок пробежал у меня по спине.
— Как раз то, что некоторые ученые считают подлинной причиной «черной смерти». А заразиться от трупной жидкости он мог?
— Если речь о геморрагической лихорадке — вероятно, мог. Медицинские службы, пытаясь локализовать ее вспышки, обращаются с телами умерших как с неразорвавшимися бомбами — чем меньше прикасаться, тем лучше. Никто не знает, сколько времени и при каких условиях они остаются заразными. В больнице аутопсию собираются делать?
— Аутопсию?
— Ну да, вскрытие.
— Наверное.
— При смерти от геморрагической лихорадки аутопсия, как правило, не рекомендуется. Но такой диагноз в больнице вряд ли поставили.
— Вы могли бы присутствовать на вскрытии и что-нибудь подсказать из собственного опыта.
Грут улыбнулся.
— Я здесь по другому делу. Зачем набиваться со своими советами?