Добравшись до Олдбриджа, я увидела черный «сивик» Бирна, припаркованный у кладбищенской стены, и пристроилась позади него. Достала из «бардачка» фонарик, включила, перелезла через ограду и пошла по тропинке.
Время от времени впереди, справа от меня, слышались удары металла о камень. Я выключила фонарик и двинулась наискосок в ту сторону, прячась за надгробиями, пока не увидела торец разрушенного собора. Под звуки землеройных работ я крадучись пробиралась вдоль внешней продольной стены нефа, которая становилась все ниже и ниже. Наконец подняла голову и заглянула внутрь.
Яркая луна над восточной торцевой стеной с тремя стрельчатыми окнами отбрасывала длинные тени и полосы бледного света на усыпанный гравием пол. На возвышавшемся в центре средокрестия надгробии горел свет, казавшийся желтым по сравнению с серебристым светом луны. А потом донеслись голоса — один глубокий и хрипловатый, другой высокий, пронзительный, отдававший распоряжения.
Я вытащила мобильный и отправила сержанту Дойлу сообщение о том, что Даррен Бирн и я находимся на кладбище в Олдбридже. Затем, как и раньше утром, проскользнула в пролом и, прижимаясь к стене, сторонясь лунного света, пошла вперед.
Стоя напротив двух мужчин, я разглядела, что к возвышавшемуся надгробию они подвесили ремонтный фонарь — такими пользуются автомеханики — и прислонили плиту с могилы Кэтрин Дьюнан. Падающий вниз луч выхватывал из темноты мелькающую лопату и летящие комья земли.
С зажженным фонариком я двинулась в их сторону и, увидев, что Бирн обернулся, направила луч ему в лицо.
— Прекратите немедленно, — крикнула я. — В могиле ничего ценного нет.
— В морду не свети, — прорычал Бирн, прикрывая ладонью глаза.
Я опустила фонарик, и луч скользнул по широкой голой спине Бена Аделолы.
— Бен, это Иллон Боуи. Что ты здесь делаешь?
Он обернулся и покачал головой. Пот градом катился по лицу.
— Я этого не хотел…
— Тогда вылезай.
— Вали отсюда, — прошипел Бирн, подхватив с земли лом и наступая на меня.
— Лучше не надо, — предупредила я, подняв свой мобильный, чтобы он видел. — У меня сообщение, готовое к отправке, — для вас это хуже бомбы. Один шаг — и через пять минут здесь будет полно полицейских. — Пока говорила, я переместилась так, что полуразрытая могила и груда земли оказались между Бирном и мной.
— Почему бы сразу не отправить? — хмыкнул он, опустив лом, но не выпуская его из рук.
Догадайся он, что сообщение уже ушло, попытался бы сбежать.
— Хочу раньше понять, как Бена втянули в осквернение могил. Думаю, он сам не знает, что делает.
— Не знает? Все он прекрасно знает, — ухмыльнулся Бирн. — Старина Бен ишачит здесь на своего друга Даррена. Потому что Даррену известно, что Бен продал свою сестрицу для любовных утех, и не хочет, чтобы парни в синей форме об этом пронюхали, ведь так, Бен?
— Бен, — сказала я, — ты поссорился с Латифой в понедельник, поздно ночью, после ее встречи с Терри, правильно? И во вторник утром она была еще жива.
— Да, только я все равно думаю, что убийца он. — Аделола согнулся и продолжал копать.
— Ну что, все знаешь, теперь проваливай, — вмешался Бирн. — Не видишь, Бен занят? Мы с ним скоро разбогатеем, да, Бен? — Было ясно, что он нанюхался кокаина.
— А вам откуда известно о сестре Бена и Терри Джонстоне?
— Какая разница? Ладно, признаюсь: заглядываю иногда в стриптиз-клуб — с девицами поболтать.
— И когда же она вам рассказала? Вряд ли до того, как занималась с Джонстоном сексом. А по понедельникам вечером она в клубе не работала, так, Бен?
Аделола прекратил рыть землю.
— Но она договорилась с каким-то журналистом о встрече во вторник, — продолжала я, — чтобы рассказать о себе.
Бирн слушал, постукивая полому кончиками пальцев.
— Ну да, так все и было. Она встретилась со мной. Должно быть, тогда и рассказала о сделке между Джонстоном и Беном… Точно, она еще говорила, что боится Джонстона. Он грозился ее убить, если проболтается о том, что между ними произошло. Я так думаю, он видел, как она заходила в мой дом, и решил, что его заложили. А когда от меня вышла, затащил куда-нибудь и прикончил.
Аделола снова взялся за лопату.
Я не отставала от Бирна:
— Если вы знали, что он ей угрожал, почему не обратились в полицию, когда несколько дней спустя в ручье обнаружили тело африканки?
— И все бы решили, что у меня какие-то дела с черномазой стриптизершей? Ты что, с луны свалилась?
Раздался глухой удар лопаты о сырое дерево.
Бирн заглянул в яму.
— Звук-то какой — лучше всякой музыки. Что там у нас, Бен?
— Крышка гроба, наверное. Лом нужен.
Бирн посветил в могилу фонариком.
— Так и есть. Всего ничего осталось. — Он передал Бену лом.
— Вы не имеете права, — попыталась я их остановить. — Пусть покоится с миром.
— Ты бы помолчала. — Бирн закурил. — Сама-то на жизнь чем зарабатываешь? Или, может, я в археологии не разбираюсь? Надо будет как-нибудь встретиться, объяснишь.
— Меня больше интересует, о чем еще вы с сестрой Бена разговаривали.
Было слышно, как Аделола взламывает крышку гроба.
— А о чем, ты думаешь, мне было с ней говорить? — Бирн старался не пропустить, что делает Аделола, и все время отвлекался. — Хотела вытянуть из меня денег побольше. Рассказывала то, что, как ей казалось, читатели «Айрленд тудей» хотят услышать: завсегдатаи клуба — известные политики и промышленные магнаты, — пялящие глаза на танцовщиц, высунув языки и еще кое-что; где потом они трахают девиц и сколько им платят… — Он заглянул в могилу. — Как там дела продвигаются?
— Посвети фонариком, — попросил Аделола.
Я посмотрела вниз и, кроме голой спины Аделолы и нетронутой части крышки гроба, успела заметить промелькнувшие в луче света кости ног.
— Что за черт, Бен, заканчивай уже. — Бирн отшвырнул сигарету и начал расхаживать взад и вперед по краю ямы.
— Ты свети, не дергайся, — подал голос Аделола.
Бирн застыл на месте, но от возбуждения с трудом сдерживался.
Я стала допытываться дальше — от кокаина язык у него развязался.
— Она не упоминала о сексе с Джонстоном? О том, что подвергалась обрезанию? Не говорила, что у нее кровотечение? Не пыталась рассказать свою историю, которую вы обещали опубликовать?
— Ладно, угадала. Только об этом и зудела. Представляешь, открываю бутылку классного шампанского, ставлю музыку под настроение, чтоб сначала, значит, лэп-данс, а потом эту черную задницу поиметь, — и что? Она начинает меня доставать своими говенными проблемами. Нормально? Я ей объяснил, что оно мне не надо, пусть лучше делом займется. Она — в слезы. Велел заткнуться — ни в какую. Сказал, могу только пропечатать, что брат продал ее как шлюху. Так она на меня с кулаками полезла — ударить пыталась. Их, видишь ли, обоих депортируют, если узнают. Скатертью, говорю, дорога. Всех бы вас из Ирландии к такой-то матери.