Сазонов, прекрасно понимая, чем мается его старый приятель, не спеша расправлялся с осетриной.
Два способных честолюбивых провинциала, Слава Корнеев и Андрей Сазонов, первокурсники факультета искусствоведения, нашли общий язык с первой же встречи. Все годы учебы они держались вместе. Они не имели никаких иллюзий. За место под солнцем, да еще под московским, шла жестокая борьба. На втором курсе представительного Андрея избрали в комитет комсомола. К третьему он уже был комсомольским вожаком факультета и перетащил к себе товарища.
А на четвертом курсе Слава Корнеев попал в тюрьму. На студенческом вечере он проломил голову своему сокурснику о перила парадной лестницы. Батальную сцену с удивлением наблюдали человек пятьдесят студентов и половина преподавательского состава. Так что недостатка в свидетелях на суде не было.
Сазонов проявил себя как самый верный друг. Обошел полфакультета — и в результате статья «умышленное нанесение тяжких телесных повреждений при отягчающих обстоятельствах», на которой настаивал прокурор (студенты накануне выпивали в общежитии), была заменена на «превышение допустимых пределов самообороны». Свидетели уже сами верили в то, что зловредный пострадавший первый напал на бедного Славу и тому ничего не оставалось, как размозжить ему голову. Повлияло и то, что Корнеева на факультете любили, особенно девушки, а пострадавшего недолюбливали. Корнеев получил три года. На зоне искусствоведы, да еще со спортивным разрядом по боксу, были редкостью, и он быстро оброс нужными связями для дальнейшей криминальной карьеры.
Когда он вышел, Сазонов уже заканчивал кандидатскую. Молодой ученый к тому времени обзавелся ребенком, и аспирантской стипендии катастрофически не хватало. Слава предложил заняться иконами. Тогда русские иконы были в моде. Корень быстро разобрался с конкурентами, и друзья начали зарабатывать такие деньги, которых скромному искусствоведу не заработать за полжизни. Самую опасную работу по сбыту всегда делал Корнеев.
Сазонов купил кооператив, начал обрастать нужными связями в мире коллекционеров. При этом не забывал о карьере. Половина институтского начальства была ему обязана халтурой по экспертизе антиквариата, которую он чаще всего сам же и оплачивал. В тридцать четыре года он уже был доктором, а в тридцать шесть — деканом.
Тут как раз подоспела перестройка, и Сазонов на общеинститутском партсобрании демонстративно выбросил свой партбилет в урну. Студенты выдвинули своего кумира в депутаты Верховного Совета, но неожиданно для себя он провалился. Через два года верный друг Слава Корнеев мобилизовал свои ресурсы, и декан прошел депутатом в Верховный Совет России, который скоро стал называться Думой.
Во время предвыборной кампании его соперники по одномандатному округу начали дружно снимать свои кандидатуры, а один, самый популярный, вообще погиб. Утонул в озере. Общественное мнение бушевало, но Сазонов был безупречен. В числе двадцати пяти претендентов значился Сеня Грач из подольской группировки, на него и пали все подозрения.
— Славик, есть тема.
— Ну? — без всякого энтузиазма промычал Корень.
— Не мычи, тебе понравится.
— Не гони. Знаю я все твои темы, — скривился Корнеев. — Я от них просто балдею.
— Эту не знаешь. — И Сазонов положил на стол фотографию сабли. — Родовая сабля Чингизидов.
— Ты что, Грановитую палату обнес? — Корень пораженно разглядывал фотографию.
— Вещь совершенно чистая. Наследники графа Уварова продают. Все абсолютно законно, — заверил Сазонов.
— Сколько?
— Венька Извольский, ты его знаешь, сделал оценку в «Сотбис».
— Ну? — Корень вопросительно смотрел на Сазонова.
— Они выставят лот на десять миллионов.
— Сколько ты хочешь?
— Три с половиной.
— Это много. — Корень отодвинул от себя фотографию.
— Мне же надо всех оплатить, — Сазонов начал загибать пальцы, — от таможни до министерства. Одна справка на вывоз сколько затянет!
Корень задумался, отпил минералки и наконец ответил:
— Я таких денег из лопатника не вытащу. Мне надо перетереть со товарищи. Потом, экспертиза…
— В среду Разуваев даст заключение.
Корень кивнул:
— Разуваев — это хорошо, но без Зуба братва не подпишется.
— Зуб большие деньги дерет, — засомневался Сазонов.
— Если получим добро Зуба, то мы положительный результат оплатим, а отрицательный на тебе.
Сазонов задумался. Зуб, Зубовских Эдуард Иннокентьевич, был известным специалистом по антиквариату. Проработав несколько лет в различных музеях Ленинграда, он с начала шестидесятых стал заниматься антиквариатом сам. У него был врожденный талант реставратора. Никто не мог довести старинную вещь до кондиции так, как Зуб. Коллекционеры к нему выстраивались в очередь. Несколько раз он привлекался по расстрельной статье, но сел только один раз на пять лет. Поговаривали, что у него были высокопоставленные покровители, и он эти слухи не опровергал. В области антиквариата в криминальной среде не было никого авторитетнее Зуба. Его заключения не обсуждались.
Наконец депутат решился:
— Ладно, согласен. В среду позвони на мобильный после девяти вечера. Я уже буду знать результат от Разуваева.
— Добро, но Разуваеву я позвоню сам.
— Звони, Штирлиц.
* * *
Профессор искусствоведения Илья Филиппович Разуваев, один из лучших российских экспертов по холодному оружию, ликовал. Не часто попадается такой раритет.
— Ну что ж, это она, родимая, — возвестил он, выходя из кабинета и вытаскивая саблю из ножен. — Сабля из коллекции Уваровых. Она! Я, конечно, еще металловедческую экспертизу проведу, но у меня сомнений нет.
— Ты точно уверен? — переспросил Сазонов.
— Уверен. Есть ряд признаков, которые подделать невозможно. Это она. — И профессор рубанул саблей воздух.
— Ну, ты не балуй. Ты футляр лучше для нее подбери. Носите в тряпке…
— Подберу, Андрюша, подберу. Сейчас, погоди. — И Разуваев вернулся в кабинет.
Раздольский довольно улыбался:
— Так что, Андрей, будешь брать?
— Вот что. Металловедческую экспертизу я сам проведу. Саблю забираю. Поедем к тебе. В залог оставлю половину суммы. Остальное через неделю, после окончательного заключения.
В двадцать один тридцать профессору позвонили.
— Добрый вечер, Илья Филиппович, это Слава Корнеев.
— Добрый вечер, Вячеслав Львович, какими судьбами?
— Я по поводу экспертизы.
— Какой экспертизы?
— Сегодняшней.
— У меня сегодня библиотечный день. Я экспертиз не проводил, — удивился Разуваев.