Однако в обмен на бумаги о наследстве из архива Каратаевых Кардашев потребовал долю от найденных ценностей дополнительно к оговоренной плате за сам архив. Александру ничего не оставалось, как согласиться на требования шантажиста.
Но вечером того же дня Ройбах позвонил мне и попросил помочь ему изъять наследство бригадира из тайника в бывшем имении Каратаевых под Псковом. Он очень боялся, что, как только они найдут ценности, Кардашев от него избавится. И для этого у него были все основания. С другой стороны, никого чужого в эти дела Александр посвящать решительно не хотел. Я долго не соглашался, так как считал, что для меня как дипломата участие в данном предприятии может выглядеть достаточно двусмысленно. Но Ройбах меня уговорил. Он всегда умел уговаривать. В пятницу утром я вылетел во Псков. Достал из тайника вещи и вернулся в Москву. Вот эти вещи.
Перье подошел к сейфу и вынул небольшой сверток. Развернул его и выложил на стол один за другим четыре кинжала. Два первых были кавказскими кинжалами с золотой инкрустацией рукояти и россыпью камней на серебряных ножнах. Еще один был кривой кинжал явно турецкой работы, и последний — тонкий стилет в красивых ножнах, украшенных силуэтом волка.
— То есть перед нами — наследство бригадира? — уточнил Розум.
— Вынужден вас огорчить, — вздохнул Доминик. — Это совсем не то, что искал барон. Ройбах был очень разочарован, когда я ему описал находку. Он переспросил меня несколько раз о какой-то сабле. И когда понял, что ее в вещах нет, сразу потерял к ним интерес. Сказал, что заедет посмотреть, как только освободится. А в воскресенье его убили. Я хочу официально передать найденные в Нелюдове вещи российским властям в вашем лице. Здесь бумага, подготовленная нашим юристом, со списком вещей и подробным их описанием. Пожалуйста, распишитесь и забирайте.
Безутешная вдова баронесса Эмилия фон Ройбах прилетела в Москву в среду утренним рейсом из Франкфурта. На ней было тесное, довольно короткое платье, подчеркивающее прекрасно сохранившуюся фигуру вдовы. Черная шляпка с короткой вуалью выдавала цель приезда. Она пожелала остановиться в «Паласе» и сразу по прибытии заявила встречавшему ее работнику прокуратуры, что требует встречи с представителями властей.
— Мы можем проехать в прокуратуру прямо сейчас, — предложил прокурорский работник.
— Я в ЧК не поеду! — возмутилась баронесса.
— Ну почему же в ЧК? — слабо запротестовал прокурорский. — Это прокуратура, мадам, такая же, как у вас в Брюсселе.
— Вы можете морочить голову кому угодно, только не мне, товарищ комиссар.
Лицо новоявленного комиссара приняло страдальческое выражение. «Ну влип, — подумал прокурорский товарищ. — Психопатка».
— Но где же вы собираетесь встречаться с этими представителями, мадам?
— У меня в номере, — безапелляционно заявила баронесса, — в присутствии работников посольства. Я не дам вам меня зарезать, как бедного Александра.
— Его застрелили, мадам, — грустно поправил следователь.
— Прекратите меня запугивать! — взвизгнула Эмилия. — Я вам не слабонервная гимназистка. Бедный Александр, добрый, доверчивый человек. Вы просто звери!
— Кто, мы? — оторопело попытался уточнить прокурорский.
— Ах, оставьте, хватит ломать комедию. Мы когда-нибудь поедем? Где машина?
По дороге в город сопровождающий снова попытался наладить контакт:
— Как вам нравится Москва, мадам?
— Как могут нравиться эти уродливые коробки, построенные на месте ГУЛАГа? — возмутилась баронесса.
— Но, мадам, — обиделся за родной город прокурорский, — ГУЛАГ находился совсем в другом месте, за тысячи километров отсюда.
— Не пытайтесь меня агитировать, господин чекист. Не получится!
Прокурорский сокрушенно вздохнул. Проезжая мимо стадиона «Динамо», он сделал еще одну попытку:
— А это стадион, мадам, где играла бельгийская сборная, когда приезжала к нам в прошлом году.
— Там, где людей пытали, а гитаристу отрубили руки? Как же, знаю.
— Какие руки? Что вы, мадам, это же было в Чили.
— Вы из меня идиотку не делайте. Я прекрасно знаю все ваши приемчики! — злобно фыркнула баронесса. — Стадион у него в Чили, а ГУЛАГ где? В Японии?
Сопровождающий вздохнул и стал тоскливо смотреть в окно на город, перестроенный из ГУЛАГа.
В холле гостиницы их ждал Доминик Перье. Он вежливо поздоровался с прокурорским и взял за руки Эмилию, переходя на французский.
— Ах, Эмилия, какое несчастье. — Перье поцеловал баронессу в щеку. — Бедный Александр.
— Почему ты меня не встретил, Доминик? Бросил меня с этим мужланом.
— Ну что ты, Эмилия, господин Резников — работник местной прокуратуры, очень приятный человек.
— Прекрати, он просто чудовище. Запугивал меня ГУЛАГом всю дорогу от аэропорта.
— Господин Резников? ГУЛАГом? Ты что-то путаешь.
— Он мне рассказывал, как отрубают руки на стадионах. — На глазах баронессы показались слезы.
— На каких стадионах? Эмилия, ты, наверно, подзабыла русский язык. Это естественно, тебе нужно пару дней, чтобы восстановить языковые навыки. Господин Резников — прекрасно воспитанный человек. Я тебя провожу в номер, в двенадцать ленч, а затем мы поедем на опознание.
— На опознание?
— Да, надо съездить в морг и подписать протокол опознания тела.
— В морг? Ты, Доминик, видно, окончательно здесь, в Москве, рехнулся. Ни в какой морг я не поеду! Хватит с меня ГУЛАГа.
— Но, Эмилия, это совершенно необходимая формальность. Ты должна его опознать.
— А ты его видел?
— Видел, я был там вчера.
— Ты его узнал?
— Узнал.
— Ну вот ты и подпиши. Я в морг не поеду! Ты меня хочешь свести в могилу вслед за Александром?
Перье вздохнул. Он предполагал, что с Эмилией будут проблемы, но не так быстро и не в таком объеме.
Доминик подошел к Резникову, и они долго обсуждали ситуацию. Затем мужчины вернулись к сидящей в кресле баронессе.
— В принципе, мадам, — осторожно начал Резников, — закон предусматривает возможность опознания не близким родственником в случае, если для опознания родственниками возникают непреодолимые обстоятельства. Подтверждаете ли вы, что обстоятельства, не позволяющие вам произвести осмотр, действительно носят непреодолимый характер?
— Совершенно непреодолимый, — подтвердила мадам. — Это абсолютно невозможно.
— Тогда мы составим бумагу, делегирующую данную функцию господину Перье. Вы ее подпишете, и он произведет официальное опознание от вашего лица.
— Готовьте бумагу, я подпишу, — милостиво согласилась баронесса.