В пятницу в два часа дня на даче Арсановых принимали брюссельских родственников. Розум поехал за ними в гостиницу, а Лена с утра помогала матери приготовить праздничный обед. Старик Арсанов предстал перед гостями в генеральском мундире с орденскими планками. Уговорить его переодеться в штатское не удалось. Старый генерал на правах хозяина встречал прибывших у ворот. Он галантно поцеловал руку баронессе, они вместе поднялись на крыльцо дачи и прошли в зал, где был накрыт стол.
Генерал представил членов семьи. Баронесса села с Лидой и Леной, а Панина усадили напротив. После вручения подарков завязалась непринужденная светская беседа.
— Я просто счастлива, что у нас оказались такие замечательные родственники, — с чувством провозгласила баронесса. — Просто невероятно, что при ужасном людоедском режиме, при этом кошмаре, царившем в России столько лет, вы сумели создать и сохранить такую прекрасную семью.
Лена застыла с вилкой у рта и испуганно посмотрела на генерала.
Генерал, так удачно сумевший противостоять кошмарному режиму, с неожиданным энтузиазмом закивал головой:
— Вы знаете, вы очень правильно сказали. Ужас и кошмар. Страна разграблена кучкой негодяев.
— Слава богу, грязные руки этой шайки не дотянулись до вашего стола, генерал, — усмехнулся Панин, накладывая себе закуски.
— Пока здесь есть еще такие блестящие офицеры, как вы, — кокетливо кивнула баронесса генералу, — всегда остается надежда на возрождение былого величия России.
— Да, я вам должен сказать, единственная надежда — на офицерство и армию. Больше ни на кого надеяться нельзя, — согласился генерал. — И смею вас заверить, терпение армии не безгранично.
— Я уверена, русское офицерство в конце концов вышвырнет эту большевистскую сволочь вон из России! — с пафосом предрекла баронесса.
— Вот именно! — обрадовался генерал неожиданной поддержке со стороны прогрессивной заграницы. — Именно что большевики, новые большевики. Ничего святого. Я в Бурденко ходил на прошлой неделе, а они мне говорят: «На осмотр надо записываться за две недели». Да разве раньше такое было возможно?
— Чернь. Глумливая чернь, — возмутилась баронесса. — Одна фамилия чего стоит, Бурденко! Плебейство какое-то.
— Вот именно, что чернь. Мерзавцы.
— Ваша фамилия, Арсановы, — это ведь старая русская фамилия, генерал? — поинтересовалась баронесса.
— Да, фамилия старинная, — солидно согласился Арсанов.
— Я так и знала, породу видно издалека. Воронежский предводитель Арсанов не ваш родственник? Меня когда-то с ним знакомили в Париже.
— Да-да, помню, помню. Что-то такое было, — подтвердил генерал, получивший свою фамилию по месту пребывания детдома в маленьком райцентре Арсаново.
— Какая милая шляпка, — решила вмешаться Лидия, чтобы уйти от опасной темы. — И эта вуаль. Она вам так идет. Неужели Карден?
— Это же траур, мама, — простонала Лена в затылок матери.
Но баронессу вопрос нисколько не смутил.
— Моя близкая подруга — владелица салона мод в Брюсселе. Она мне всегда подбирает аксессуары, — с готовностью начала рассказывать баронесса.
И Лида принялась увлеченно обсуждать с баронессой проблемы женской моды в Европе и России.
Слегка ошарашенный фантасмагорическим развитием беседы, Розум с тревогой посмотрел на Панина. В глазах Владимира Георгиевича искрились веселые огоньки.
— Не волнуйтесь, моя кузина может заморочить голову целому генеральному штабу, — шепнул он Алексею. — Пойдемте покурим на веранду.
— А вы из тех самых Паниных? — спросил Розум, когда они вышли покурить.
— Точно такой вопрос мне совсем недавно задал один русский в Париже. Панины те самые, да я не тот. У моей бабки второй муж был граф Панин. А мой родной дед, как выражается наша баронесса, был блестящий флотский офицер. Очень любил играть. К сожалению, в основном проигрывал. Когда Каратаевым надоело оплачивать его долги, он получил пинком под зад. Так что я Каратаев. А дед погиб при Моонзунде. А что это вы так удивленно смотрите на наших дам?
— Да просто поразительно, как баронесса быстро нашла общий язык с Лидией, да и с генералом тоже.
— Ну, я полагаю, ваш генерал вырос не в профессорской семье, — засмеялся Панин. — А Эмилия так и не смогла за свою жизнь закончить ни одного учебного заведения. Так что за них я не беспокоюсь. По-моему, вы мне хотите что-то сказать, Алексей?
— Ну что ж, вы правы. Вас интересует архив Каратаевых, не так ли?
— Да, это так.
— Я вам его предоставлю.
— Правда? Так он у вас?
— У меня. Но у меня будет одно условие.
— Какое?
— Вы мне откровенно расскажете, зачем он вам и барону понадобился через столько лет.
— А вы не догадываетесь?
— Собственно, я знаю наверняка. Вы ищете наследство бригадира.
Панин удивленно поднял брови.
— Так вы же все знаете.
— Не все. Я хочу знать, что собой представляет бригадирово наследство.
Панин задумался.
— В принципе это семейная тайна, но вы имеете право ее знать как член семьи Каратаевых. Так что так и быть, я вам все расскажу.
— Договорились. Завтра утром я за вами заеду. А правда, что Ройбахи практически были в разводе?
Панин усмехнулся.
— Однако вас хорошо информируют. Да, это правда. Вообще барону надо бы поставить памятник. Честно говоря, я был уверен, что Сашка не продержится и месяца после свадьбы. А они прожили целых одиннадцать лет. Впрочем, я не должен сплетничать о наших семейных делах.
— У меня будет еще одна просьба, Владимир Георгиевич.
— Не много ли просьб на сегодня, подполковник?
— Вы не должны никому говорить об архиве. Даже вашим кураторам из «Ратника».
— А где мои гарантии, Алексей?
— Ну, вы можете сообщить, что едете со мной, или даже взять с собой охрану, только об архиве не говорите.
— Хорошо, я вам верю, охрана мне не нужна.
На веранду вышел генерал.
— Как вам наш зять, граф?
— Хорош, хорош. Настоящий каратаевский зять. В нашей семье женщины всегда питали слабость к военным. А как там наши дамы?
— Договариваются на завтра. Лидочка приготовила баронессе программу. Хочет показать Москву. Красную площадь, Кремль, а вечером в Большой.
— И Эмилия согласилась?
— О, она в восторге.
— Неисповедимы пути Господни, — пробормотал Панин.
— Владимир Георгиевич, мне Леша сказал, что завтра вы у нас обедаете, — обратилась Лена к Панину, выходя на веранду.