— Что на границе?
— Все контрольно-пропускные пункты пересечения границы были оповещены через сорок минут после похищения.
— Что по Корню?
— Боюсь, он уже за границей, — ответил подтянутый подполковник в милицейском мундире. Семь часов — огромная фора.
— А что у нас по его зарубежным контактам? — Суровцев посмотрел на Старостина.
— У него дом в Испании оформлен на подставное лицо. Но я думаю, он туда не сунется.
— А куда он сунется?
— Он может сидеть в Литве, может в Польше, но скорее всего он там не засидится. Все его контакты нам хорошо известны. А еще он может сунуться в Италию, — спокойно сообщил мужчина в штатском, сидящий в углу.
— Почему в Италию?
— У его приятеля Андрея Сазонова там вилла. И Корнеев уверен, что нам о ней ничего не известно. Нам действительно стало о ней известно совершенно случайно. Мы уже работаем с зарубежными товарищами.
— Наружка в Москве?
— Все основные члены группировки под наблюдением с прошлого понедельника, после убийства Ройбаха. Ничего подозрительного замечено не было, — доложил Старостин.
— Эфир?
— Ни одного подозрительного контакта не засекли. С мобильного Корень перестал звонить со среды. Сменил номер, — продолжал докладывать полковник.
— Надо проверить аэропорты и железку на Украине и в Белоруссии. Свяжитесь с коллегами. Пока все. Будем ждать звонка. — И Суровцев встал из-за стола.
В номере Панина ждали звонка. Двое сотрудников службы прослушивания сидели в наушниках и курили. Розум с Паниным во второй комнате пили кофе. Телефон зазвонил в девять тридцать утра.
— Панина, пожалуйста.
— Это я.
— Владимир Георгиевич, ваша кузина у нас, и ее дальнейшая судьба сейчас полностью в ваших руках.
— Что я должен делать?
— Вы должны отдать нам саблю Чингизидов.
— Но у меня ее нет!
— Владимир Георгиевич, мы даем вам неделю. За неделю сабля должна быть у нас. Если нет, нам придется расстаться с вашей кузиной и вам тоже. И не советую с нами играть в догонялки. Мы ведем себя с вашей сестрой по-джентльменски. Но если вы позволите себе какие-нибудь шалости, условия содержания баронессы будут немедленно изменены на обычные для заложников. Подвал, цепи, наручники. Ну, вы знаете.
— Я должен с ней поговорить.
— Нет, Владимир Георгиевич, это невозможно.
— Тогда ничего не будет. Я должен убедиться, что она жива и здорова.
— Ну хорошо, вы с ней поговорите. Только советую поторопиться, месье Панин. Вы видите, мы не шутим. Либо мы получаем саблю, либо вы получаете труп Эмилии.
Крым, лето 2005 г.
Эмилия долго ворочалась во сне, пытаясь отмахнуться от солнца, бившего ей прямо в глаза. Наконец она окончательно проснулась и испуганно села на кровати. Она находилась на корабле. Солнечные зайчики, отражаясь от поверхности воды, играли на стенах каюты. Эмилия осторожно встала и осмотрела помещение. Прямо за кроватью, точнее — за диванчиком, находилась небольшая дверь. Там оказался туалет с душем. Напротив была дверь побольше, по-видимому, входная. Она была заперта. У диванчика стоял небольшой столик с таким же небольшим стульчиком. И стол и стул были прикручены к полу. На стуле лежали купальник и широкая пляжная юбка.
От помятой одежды Эмилии, сброшенной на пол, шел резкий запах какого-то лекарства. Первым делом она решила принять душ и попытаться привести себя в порядок. Благо в шкафчике она нашла вполне приличную новую косметичку, а полочки душа с высокими бортиками были заставлены шампунями и кремами. Вытираясь после душа, она услышала, как кто-то открыл входную дверь. Она запахнула полотенце и выглянула в каюту. Возле столика стоял молодой парень, сервируя ей завтрак, который он принес на большом металлическом подносе.
— Доброе утро, — поздоровалась Эмилия.
— Здрасьте, — буркнул парень. Он явно не выказывал никакого желания поддерживать беседу.
— Я хотела бы поговорить с вашим боссом. — Эмилия вопросительно посмотрела на парня.
Парень промолчал.
— Передайте, я буду ждать.
— Поговоришь, — хмуро ответил парень и вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.
Через некоторое время дверь опять открылась, и в каюту вошел мужчина средних лет в шортах, майке и вьетнамках. Это был брюнет явно кавказского типа. Лицо мужчины было покрыто густой, минимум трехдневной щетиной, какую отпускают отдыхающие.
— Эй, вы хотели меня видеть?
— Да, я хотела бы знать, где я нахожусь и каковы ваши цели?
— Так, давайте сразу договоримся, мадам, вам ничего не угрожает, если вы будете себя правильно вести. Вопросы здесь задавать нельзя.
— Но зачем-то же вы меня выкрали?
— Мы знаем, что мы делаем. С вами не случится ничего плохого, если вы будете в точности выполнять наши требования.
— Послушайте, молодой человек, — примирительным тоном обратилась к брюнету баронесса, — мы оба заинтересованы в сотрудничестве. Рано или поздно те, кого вы шантажируете, захотят поговорить со мной по телефону, чтобы убедиться, что я жива. Так?
— Так, — ответил брюнет, несколько озадаченный присутствием духа у баронессы.
— Ну вот. Вы же не хотите, чтобы я им сказала что-нибудь лишнее?
— Нет, не хочу, — ухмыльнулся брюнет.
— Ну вот видите. Я буду говорить только то, что вы мне скажете. А вы мне должны разрешить прогулки по палубе. Дело в том, что у меня клаустрофобия. Боязнь замкнутого пространства. Я не могу находиться в помещении дольше суток.
Брюнет задумался.
— Хорошо, только ночью.
— Ночью так ночью. А звать-то вас как?
— Рустик.
— Хорошо, Рустик. А меня будете называть Эмилия, а не «эй». Договорились?
— Лады, — ухмыльнулся Рустик, у которого таких требовательных заложников еще не было. У тех, которые были у Рустика до Эмилии, основные требования сводились к тому, чтобы их не били или если били, то не так сильно. И требования эти высказывались в куда более мягкой форме.
Когда за Рустиком закрылась дверь, Эмилия задумалась. Кого они собираются шантажировать? Панина? Других кандидатов вроде бы нет. Это могут быть, конечно, какие-то дела их российских родственников, но в любом случае похитители бы выбрали кого-нибудь из их семьи, а не дальнюю родственницу, которую, безусловно, жаль, но, уж конечно, не так, как жену или сына. А если это Панин, то речь идет о деньгах. Панин очень богат и может хорошо заплатить за сестричку. Интересно, заплатит или нет? Эмилия грустно усмехнулась. Их отношения с кузеном, особенно в последнее время, оставляли желать лучшего.