— Ральф — наш общий знакомый. Мы каждый год проводим неделю в его имении под Стокгольмом.
— Как его полное имя?
— Ральф Каннингем.
— Я же сказал, чтобы вы не называли имен.
— А что мне было делать? Он же просил что-нибудь, известное только мне и ему. Вы не забыли, вы мне обещали ночную прогулку, если я себя буду правильно вести?
— А вы себя правильно вели? — задумчиво спросил боцман, пристально глядя на баронессу.
— А вы сомневаетесь? — удивилась Эмилия.
— Очень.
— А что, собственно, вас беспокоит?
Боцман вздохнул. Он и сам не знал, что его беспокоит. У него была интуиция зверя, годами преследуемого охотниками. И эта интуиция подавала ему сейчас ясный сигнал: «Внимание, опасность!». А он привык доверять своей интуиции. Если б он ей не доверял, то при его роде занятий не протянул бы и года.
«Может, прижать дамочку? — тоскливо думал боцман. — Но Корень твердо приказал баронессу пальцем не трогать». От этих предчувствий и противоречий на душе у боцмана стало совсем муторно.
— А когда Рустик за мной придет вечером? — спросила баронесса невинным голосом, от которого натренированное чувство опасности боцмана завыло истошной сиреной.
— Я за вами вечером сам зайду. — Боцман решил, что будет лучше держать все под личным контролем. Мало ли что?
Эмилия ликовала. Она сама не ожидала от себя такого хладнокровия. Как она ловко догадалась сказать Панину про Ральфа! И главное, как быстро среагировала! Настроение у баронессы было отличное.
Боцман зашел за Эмилией после девяти вечера. На палубе кроме них было двое, один из которых был Рустик, а другой — незнакомый, совсем молодой парень. Они стояли у борта яхты и курили. Когда Эмилия с боцманом вышли наверх, Рустик немедленно передвинулся на корму. Охраняют, поняла баронесса.
Эмилия подошла к борту, взялась руками за поручень и начала жадно всматриваться в темноту. На стороне, противоположной ее каюте, она различила несколько огоньков. Огоньки стояли на месте. Очевидно, там был берег. Она не могла оценить расстояние, но скорее всего до берега было не близко.
Боцман усмехнулся:
— Мы видим, баронесса, что имеем дело с вполне вменяемым человеком, поэтому я не буду вам объяснять, что прыгать за борт и пытаться, как граф Монте-Кристо, добраться до берега — бесполезное занятие.
— Понимаю, — согласилась Эмилия. — А вы читали Дюма?
— Да, читал. У нас все мальчишки читают Дюма, мадам.
— И эти? — Баронесса кивнула в сторону охранников.
Боцман посмотрел на корму. Он очень сомневался, что Рустик читал Дюма. Не было никакой уверенности, что он вообще когда-нибудь читал какие-нибудь книжки. Если бы Рустик прочитал Дюма, то это был бы уже не Рустик. Если бы боцман узнал, что Рустик прочитал Дюма, то Рустика пришлось бы немедленно выгнать за профнепригодность.
— Вы правы, мадам, эти не читали. Они особый случай. У них на Дюма идиосинкразия.
— Вы, значит, представляете криминальный интеллект, а это ваши солдаты? Вы разрабатываете схемы преступления, а они их осуществляют?
— Вы удивительно хорошо информированы о взаимоотношениях внутри криминальных сообществ, мадам, — похвалил баронессу боцман. — Все так и есть. Я мозг, криминальный гений, как профессор Мориарти, а это мои верные солдаты.
Боцман не слишком кривил душой. После окончания с отличием юридического факультета университета он, Крижановский Андрей Николаевич, единственный на курсе получил назначение в областную прокуратуру. Инициативный и понятливый молодой специалист сразу понравился областному прокурору. Он поручает Андрею дела, которые может поручить далеко не каждому. И Крижановский блестяще с ними справляется. Тут как раз началась очередная борьба за чистоту рядов в органах, и, как назло, одно из этих дел попадает на контроль в Генпрокуратуру. И дело-то было не бог весть, ничего особенного, но, видимо, чистильщикам позарез нужно было отчитаться, и Крижановский попадает в разработку в управление собственной безопасности. Там машина закрутилась, Крижановский был обвинен в служебных злоупотреблениях, попал под следствие и даже просидел в тюрьме пять месяцев. С первого дня следствия ему настойчиво предлагали сделку. Он должен был показать, что за проходящих по делу его просил областной прокурор. Что было чистой правдой, и в управлении прекрасно понимали, что именно так все и было. После этого следствие закрывали, его тут же освобождали и переводили в любую по выбору районную прокуратуру области. Крижановский отказался. Его запугивали суровыми сроками, сажали в камеру к уголовникам, откуда за драку переводили в штрафной изолятор, но он стоял на своем: никаких указаний по ведению дела от прокурора области он не получал.
Тогда ему прокрутили видеозапись сессии областного собрания, где областной прокурор приводит его в качестве примера самоочищения рядов органов надзора. После просмотра Крижановский покурил следовательского «Мальборо», выпил с ним коньяка и снова отказался подписывать показания на босса. Факт взятки доказать так и не удалось, тем более что он действительно взяток, во всяком случае по этому делу, не брал, да и компания по очищению рядов пошла на убыль, и дело до суда не дошло. Его освободили и уволили из прокуратуры с волчьим билетом. Несколько месяцев он перебивался в родном городе случайными заработками, а однажды, поздним ненастным вечером, за ним приехала машина и отвезла в элитный поселок. Там его ждал прокурор с немолодым мужчиной, хозяином особняка.
— Значит, своих не сдаешь? — одобрительно констатировал мужчина. — Знаешь меня?
— Знаю. — Крижановский хорошо помнил собеседника по оперативным сводкам. Это был один из самых известных и удачливых цеховиков, тесно связанный с криминальным миром.
— Большие дела начинаем, Андрей Николаевич. А грамотных, надежных людей нет. Вот Павел Федорович тебя рекомендует. За верность свою пострадал, не скурвился, друзей своих не сдал. Это дорогого стоит. А мне как раз нужен верный человек. Нужна профессиональная служба безопасности. Ты этим и займешься. Вот билет до Москвы, вот ключи от квартиры и от машины, вот деньги на первое время. Завтра после обеда жду тебя в моем офисе. Павел Федорович тебя проинструктирует.
За прошедшее с тех пор время Андрей Николаевич сменил несколько работодателей. В основном по причине внезапной смерти последних. Климат в России крайне тяжел для успешных бизнесменов, и смертность среди этой категории граждан была чрезвычайно высокой. В последнее время Андрей Николаевич все чаще задумывался о том, чтобы отойти от дел и обосноваться в стране, свободной от климатических сюрпризов, так прискорбно влияющих на здоровье. Дело, предложенное Корнем, предоставляло ему прекрасный шанс разом разрешить все финансовые проблемы расставания с родиной.
В понедельник вечером в каюту к Крижановскому зашел Рустик:
— Братва мается, Крыжень, — доложил он вместо приветствия. — Просятся на берег.