— Свяжитесь со Стаммерсом и Фоксом. Пусть сходят и проверят.
Набрав на компьютере номер, Эйвери громко произнесла в микрофон:
— Центр управления вызывает охрану-два. Центр управления вызывает охрану-два. Вы меня слышите? Центр управления вызывает охрану-два. Вы меня слышите?
— Что за черт. Куда они запропастились? — проворчал Коэн, подходя к компьютеру.
— Они не отвечают, сэр.
— Я вижу, что не отвечают. — Коэн наклонился над микрофоном: — Центр управления и охрана-один вызывают охрану-два. Пожалуйста, ответьте. Центр управления вызывает охрану-два! Где они, черт побери? Центр вызывает охрану-два.
— Может, связаться с Хэммондом и Гессом?
— Да, вызывайте охрану-три.
Эйвери склонилась над клавиатурой.
— Они ведь на той же линии, что и охрана-два. Должны были ответить, — заметил Коэн, опять наклоняясь над микрофоном. — Центр управления вызывает охрану-три. Центр вызывает охрану-три. Пожалуйста, ответьте. Центр вызывает…
— Сэр, посмотрите на экраны.
Эйвери указала на стену с экранами, на которые передавалось изображение с камер, установленных в залах музея, коридорах, у входов и выходов. Все они показывали пустые помещения.
— Там никого нет. Все охранники куда-то делись. Что, черт возьми, происходит?
Коэн подбежал к стене с экранами.
— Когда вы последний раз связывались с охраной?
Эйвери сверилась с компьютером.
— Прошло двадцать три минуты.
— Перемотайте пленку назад.
Эйвери нажала несколько клавиш, и на экранах появились охранники.
— Когда это было?
— Двадцать девять минут назад. После этого они исчезли с экранов.
Коэн стал мерить шагами комнату. Потом снова взглянул на стену.
— Подождите-ка. Возвратитесь и прокрутите снова, — скомандовал он, сложив руки на груди. — Вот видите, они исчезли. Охранники не выходили из помещения. Они просто исчезли с экранов. Какого дьявола?
— Сэр, у нас опять сигнал. И снова из щитовой.
— Добрый вечер, леди и джентльмены! Мы рады приветствовать вас на аукционе русских и восточноевропейских произведений искусства. Начнем с шестой страницы каталога. Лот номер один, фотография скульптур Константина Бранкузи, сделанная им самим. Вы можете увидеть ее слева от меня. Стартовая цена восемь тысяч. Я слышу восемь тысяч пятьсот? Благодарю вас, восемь тысяч пятьсот. Заявка отсутствующего покупателя — девять тысяч. Кто даст девять тысяч пятьсот? Девять пятьсот? Девять пятьсот? Итак, господа, девять… Девять пятьсот в последнем ряду, благодарю вас. У меня заявка на десять тысяч. Кто даст десять пятьсот? Дама во втором ряду, благодарю вас. Кто даст одиннадцать? Я выхожу из игры на десяти с половиной. По-прежнему десять пятьсот во втором ряду. Отличная работа, в прекрасном состоянии. Одиннадцать… благодарю вас, мадам. Одиннадцать тысяч у вас. Я слышу одиннадцать пятьсот? Это ваша последняя цена? Продаю за одиннадцать тысяч пятьсот. О, я вижу вас, Джессика. У нас новый покупатель по телефону. Одиннадцать тысяч пятьсот. Двенадцать тысяч в зале. Кто даст двенадцать пятьсот? Двенадцать пятьсот по телефону, благодарю вас, Джессика. Кто даст тринадцать? Тринадцать тысяч? Нет желающих? В таком случае продаю за двенадцать с половиной тысяч фунтов по телефону. Продано покупателю по телефону.
Молоток с громким стуком опустился на стол.
— Я могу посмотреть номер карточки? Один девятнадцать. Спасибо, Джессика. Лот номер два…
Аукцион пошел своим чередом. Покупатели ерзали на стульях, листали каталог и перешептывались. Над головой аукциониста висело табло, на котором указывались текущие цены в фунтах, долларах, евро и иенах. Справа от стола аукциониста сидел его ассистент с ноутбуком. Слева стояла перегородка, из-за которой выносили продаваемые предметы. И хотя участники торгов имели возможность ознакомиться с ними на предаукционной выставке, Делакло нравилась эта красивая формальность.
В глубине зала расположились технические эксперты «Кристи», наблюдавшие за ходом аукциона. Со своих мест они могли видеть всех участников торгов и выявлять всякого рода нарушения, неизбежные на любом аукционе.
С тыла их защищала роскошная цветочная композиция, не позволявшая встать у них за спиной. В холле за небольшим столиком сидел сотрудник «Кристи», отвечающий на вопросы покупателей и забирающий карточки у тех, кто уже сделал покупки. Там же находились охранники. Из холла можно было спуститься по лестнице в вестибюль и выйти на улицу.
Делакло вспомнила свой первый аукцион в Париже, на который они пришли с отцом вскоре после посещения Музея Родена. Когда вынесли картину Малевича «Супрематическая композиция: белое на белом», отец заплакал и вышел из зала. Картина всегда принадлежала семье ее матери. Отец очень хотел сохранить ее, но при сложившихся финансовых обстоятельствах… Вырученных денег хватило, чтобы решить все их проблемы, отправить маленькую Женевьеву в самую лучшую закрытую школу, а затем в университет, и купить ей дом. И все это за кусок холста, который сто лет назад закрасил белой краской парень из России. Будь отец жив, он был бы счастлив, что его дочь стала изучать творчество этого парня и последовала за картиной в «Общество Малевича», купившее ее на том аукционе. Чтобы всегда быть рядом с ней, взять под свою защиту и никогда больше не терять. И вот теперь…
Бегло просмотрев каталог, Делакло обернулась. В пятом ряду сидел Рафаэль Вилаплана. Конечно, это он выставил Попову, двадцатый лот, на продажу. И наверняка уже подыскал покупателя. Интересно, сколько он рассчитывает получить? Делакло знала всех специалистов по русской живописи начала двадцатого века и ее коллекционеров. В этом котле постоянно варились одни и те же люди. И самой важной фигурой был Томас Фрей, знаменитый адвокат и коллекционер. Мир искусства весьма ограничен, а любая специализация делает его еще меньше.
Тем временем на торги выставили какую-то малопривлекательную скульптуру. «О Господи, ну и страшилище», — подумала Делакло. Но если на кусок дерьма находится желающий, готовый выложить за него деньги, то его стоимость будет равняться той сумме, на которую в конце концов раскошелится этот покупатель. Вся штука в том, что если кому-то он покажется шедевром, то остальные дружно подхватят это мнение. Делакло усмехнулась, увидев, что в борьбу за скульптуру вступили уже четверо.
— Пятнадцать тысяч… благодарю вас, мадам, джентльмен дает шестнадцать…
Четырехлетняя девочка может чихнуть на кусок бумаги, и это произведение вполне способно кому-то понравиться. И если этот кто-то будет готов заплатить за него сто тысяч фунтов, значит, такова его истинная цена. Ни больше ни меньше. Делакло перевернула страницу каталога. А если этот чих увидит конкурент и, главное, услышит предложенную цену, не исключено, что и ему захочется его приобрести. Тогда начнется война предложений и цена поползет вверх. «А ведь это идея, — подумала она. — Надо будет обойти Дэмиена Херста и монополизировать рынок чахоточного искусства. В следующий раз, когда моя маленькая племянница простудится…»