Похищение произведений искусства является в среде воров высшим пилотажем. Мастера этого дела находятся на самом верху воровской иерархии, поскольку преступления такого рода считаются чем-то престижным и интригующим и в обществе к ним относятся достаточно терпимо. Это единственный вид серьезных преступлений, который вызывает сочувствие. Однако сочувствующие не совсем представляют, насколько тесно это явление связано с таким отвратительным бизнесом, как торговля наркотиками и оружием, и даже терроризмом. Среднестатистический обыватель не интересуется изящными искусствами, а порой испытывает к ним некоторую враждебность. Для него это нечто элитное и недосягаемое, слишком сложное для его умственных способностей и, значит, в какой-то степени пугающее. Поэтому сообщения о блестяще проведенных ограблениях воспринимаются с некоторой долей удовольствия. Обыватель как бы получает возможность заглянуть в недоступный мир роскоши, испытывая невольную радость от того чувствительного пинка, который получил один из его завсегдатаев.
Заказчик преступления, как правило, бывает щедро вознагражден — он получает нечто поистине прекрасное. Единственным наказанием ему послужит то, что об этой награде никто не узнает. Его трофей обречен на безвестность.
Коффин стоял у тюремной ограды, глядя в водянисто-голубое туринское небо. Темный костюм-тройка и аккуратно подстриженная борода служили отличной мишенью для горячих солнечных лучей. Он теребил зонтик, все время натыкаясь на тонкую трещинку на внутренней стороне ручки, и смотрел на часы.
Из ворот тюрьмы вышла высокая стройная женщина, одетая в черное. Прищурившись, она остановилась, нежась в лучах солнца.
— Buongiorno, [25] Даниэла, — улыбнулся Коффин. — Рад вас видеть, сеньорита Валломброзо. Куда мы едем?
— В Лондон, — ответила она. — Чтобы отомстить.
Главный аукционный зал дома «Кристи» в Лондоне выглядел весьма оживленно. На стенах, затянутых красно-коричневой материей, были развешаны абстрактные картины малоизвестных восточноевропейских художников начала двадцатого века. По меркам «Кристи» это был второстепенный аукцион, хотя в целях привлечения публики все торги этого дома проходили под маркой «важных». Самым дорогим лотом являлась картина Малевича «Белое на белом», оцененная в четыре — шесть миллионов фунтов. Она должна была стать главным событием аукциона и, судя по количеству присутствующих, вызвала большой интерес.
Самые солидные участники торгов обычно действуют через посредников — владельцев галерей, кураторов, специалистов и профессиональных покупателей. Иногда и музеи прибегают к услугам профессиональных торговцев, предпочитая не подставлять под перекрестный огонь своих сотрудников. Ведь участие в торгах — это своего рода искусство. Чихнете не вовремя — и потратите лишних десять тысяч фунтов. Один неосторожный шаг — и вот вы уже вышли из бюджета. Никто не хочет раскрывать карты раньше времени.
Нужно уметь взвинчивать цену на второстепенные лоты, чтобы подорвать финансовые возможности противников. Если вы будете сбивать его с толку — иными словами, вести нечестную игру, — считайте, что победа за вами. На покупателя может работать целая команда игроков: один назначает цену, другой стоит у двери, третий наблюдает за происходящим из угла зала, четвертый топчется на улице, и у всех мобильные телефоны. Ведь всякое может случиться и подчас случается.
Делакло заняла очень выгодную позицию в зале. Обернувшись, она могла видеть лица участников торгов. Прямо перед ней находился стол аукциониста, позади которого была установлена перегородка традиционного красно-коричневого цвета. Позднее молодые люди в белых рубашках и серых передниках с коричневыми буквами начнут выносить из-за этого щита картины. На художественных аукционах Делакло получала возможность объединять два своих главных пристрастия — любовь к искусству и покупкам.
Она внимательно оглядела зал и, встретившись взглядом с импозантным мужчиной, стоявшим далеко справа, быстро отвела глаза. Потом открыла каталог и чуть заметно улыбнулась.
На память пришло ее первое знакомство с искусством. Держась за папину руку, маленькая девочка в белом платье и с голубым бантом в волосах шла по Музею Родена в Париже. Отец остановился перед картиной Родена «Поцелуй». Присев рядом с девочкой, он прошептал: «Такой я помню твою маму, Женевьева. Когда ты захочешь вспомнить о ней, приходи сюда».
Все участники торгов были нарядно одеты. Аукционы, особенно такого масштаба, как «Сотби» и «Кристи», являются своего рода светским мероприятием. Сюда приходят, чтобы продемонстрировать себя и посмотреть на других. Аукционный дом «Кристи», по сути, представляет собой постоянно изменяющийся музей, где каждую неделю выставляется новая коллекция, которую можно посмотреть и купить. Но самым главным событием всегда были торги — именно они позволяли «Кристи» поддерживать свой бизнес и не опасаться за будущее даже в эпоху всемогущего Интернета.
Богачи считают, что лучше переплатить, купив Ренуара у «Кристи», чем приобрести его менее эффектным путем. Для продавцов же международный характер аукционов «Кристи» и «Сотби» превращает мир в один общий рынок, неизменно привлекающий всеобщее внимание и позволяющий выручать гораздо больше денег, чем на местных аукционах или в галереях с их фиксированными ценами.
Люди в зале приветствовали друг друга, прохаживались, звонили, читали, вынашивали планы и что-то замышляли. Делакло наблюдала за толпой, отмечая знакомые лица. Незнакомых было значительно меньше: парочка туристов, которые пришли сюда, прочитав в путеводителе, что «дождливый лондонский день можно скрасить посещением аукциона»; не слишком солидная клиентура типа владельцев галерей с севера страны, мнящих себя важными персонами; один-два торговца хламом с Портобелло-Роуд, которые желали бы торговать чем-то поприличнее или по крайней мере облагородить свой хлам действительно ценными произведениями; частные коллекционеры, в основном новички, поскольку более опытная публика обычно участвует в торгах заочно или по телефону. За два года работы в «Кристи» в отделе живописи двадцатого века Делакло изучила все тонкости аукционного бизнеса.
Приглушенный гул голосов напоминал шум прибоя. Но когда на сцену вышел аукционист, публика разом притихла.
— Посмотрите, сэр. Похоже, у нас что-то происходит.
Центр управления охранной системой Национальной галереи современного искусства в Лондоне был оснащен новейшей техникой. Сидевшая у монитора Джиллиан Эйвери повернулась к стоящему рядом мужчине в черной форме.
— Это в щитовой в подвале. Мы зарегистрировали какое-то движение, но на экране никого не видно. Вот, посмотрите.
Тоби Коэн, начальник ночной смены, взглянул на монитор, потом перевел взгляд на телеэкран на стене. Камера слежения показывала пустое помещение.
— Что же там может происходить?
— Там не заперта дверь. Возможно, она приоткрылась. Другой причины я не вижу, — ответила Эйвери, пробежав пальцами по клавиатуре. — Что будем делать?