– Думаешь, сможешь определить татуировщика? – спросил Скинк.
– Если он отсюда, я смогу сделать обоснованное предположение, – ответил ему Беппо. – Я видел работы почти каждого мастера в городе. Большую часть дня я провожу, исправляя ошибки остальных. Если это оригинал, я смогу его идентифицировать. Забирайся в кресло, – велел он мне.
Я сел в стоматологическое кресло, откинулся на спинку и инстинктивно открыл рот.
– Закрой пасть, я не собираюсь драть зубы, – сказал Беппо, надел очки с толстыми стеклами и склонился надо мной.
Столбик пепла на его сигарете пошатнулся, но не осыпался. Беппо удивительно нежно потер пальцами по моей груди и принялся осматривать татуировку, рыча, как неисправный карбюратор.
– Грабштихелем здесь не орудовали, – сказал он, закончив осмотр. – Это хорошая работа, сделанная первоклассной иглой. Классический дизайн. Сплошное наполнение, цвета яркие и равномерно насыщенные. Держи ее в чистоте, смазывай кремом и не выставляй на солнце. На солнце все блекнет. Ухаживай за татуировкой, Виктор, и она годами будет оставаться свежей.
– Утешительное известие.
– Эта Шанталь, должно быть, много для тебя значит.
– О да, много, это верно.
– Есть какие-нибудь идеи? – спросил Скинк.
– Пока нет. Качество высокое, и, по-моему, я видел такой дизайн раньше, но не похоже, чтобы татуировку выполнил один из местных художников. Точно такую же я видел много лет назад. – Он наклонился ближе и потрогал кожу. – Подождите секундочку. Я сейчас вернусь.
Он ловко нырнул в бисерную занавеску в задней части комнаты. Мы услышали, как он поднимается по лестнице. Затем шаги и голоса раздались над нами.
– Он живет наверху, – пояснил Скинк.
– Удобно.
– Он разговаривает со своей подругой. Ей шестьдесят восемь лет. Женщине, с которой он ей изменяет, сорок четыре года. А кроме того, он развлекается на стороне.
Когда Беппо вернулся, во рту у него торчала новая сигарета, а на лице играла победная улыбка. Он держал в руках большой черный альбом.
– Я знаю мастера, выколовшего рисунок на твоей груди.
– Кто он? – спросил Скинк, потирая руки.
– Парень по имени Лес Скьюз.
– Скьюз?
– Да, Скьюз. Я же говорил, что видел такую наколку. У меня целая коллекция татуировок. Я начал их зарисовывать, когда занялся этим бизнесом. Пара страниц посвящены Лесу Скьюзу. Сейчас покажу. – Он положил альбом мне на колени.
Альбомные листы были переложены прозрачной бумагой. На первой странице размещались змея, готовая к броску, перекрещенные окровавленные мечи, сцепившиеся пауки и птица на черепе. На второй красовались различные сердца – уязвленное кинжалами, поддерживаемое розовощекими херувимами, обрамленное цветами, пронзенное стрелой, зажатое целующимися фигурами с надписью на плашке: «Настоящая любовь». В углу я заметил знакомый рисунок.
– Вот оно, – сказал я, указав на сердце с двумя цветочками по бокам и надписью на развевающемся транспаранте: «Любое имя».
– Точно, – подтвердил Беппо. – Видишь, как сходятся цвета на оформлении транспаранта? Желтый и красный с одной стороны и голубой с желтым – на другой.
– Значит, нашего парня зовут Лес Скьюз.
– Где он обитает, Беппо? – спросил Скинк.
– В Бристоле.
– Это в том, что в Пенсильвании?
– Нет, в другом.
– В Англии? – предположил я.
– Именно там. Лес Скьюз называл себя самым выдающимся татуировщиком Великобритании. Я однажды встречался с ним. Довольно грубый человек. – Беппо закатал рукав футболки и продемонстрировал орла, расправившего крылья над достаточно правдоподобным зоопарком. – Его работа. О нем ходили легенды. Но в Англии вы вряд ли его найдете. Он давно умер.
– Как это случилось? – поинтересовался я.
– Как обычно. Состарился и умер. Он был уже пожилым, когда вытатуировал мне орла.
– Нет, я спрашиваю, как…
– Я знаю, о чем ты, Виктор. – Беппо хрипло рассмеялся. – Тебе нужно чаще бывать на людях, чтобы не думать о всякой ерунде. У тебя есть девушка?
– Нет.
– Походи без рубашки и сразу найдешь. Ничто не привлекает девушек сильнее, чем татуировка.
– Но как этот рисунок оказался у меня на груди?
– Кто-то его свистнул – вот как. Это не преступление. Я и сам так поступал.
– Есть идея, почему был выбран именно этот рисунок? – спросил Скинк.
– Конечно. Видишь ли, у каждого художника своя манера изображения. Она проявляется даже в таком простом рисунке, как сердце, – например в ободке и штриховке, в расположении сопутствующих элементов. Стиль так же индивидуален, как отпечаток пальца.
– А при копировании чужого рисунка индивидуальность пропадает.
– Верно, Фил. Твой татуировщик, Виктор, явно не хотел выдавать себя.
– Он не хотел, чтобы его нашли, – сказал я.
– Правильно, а это значит, он знал, что ты будешь его искать.
– Но зачем ему скрываться?
– Откуда я знаю? Спроси у Шанталь.
Обычно я не езжу на работу в такси: во-первых, офис находится всего в нескольких кварталах от квартиры, а во-вторых, я такой прижимистый, что мой бумажник скрипит, когда я его достаю. Поэтому на следующее утро после смутившего меня визита в «Салон татуировки Беппо» я не обратил внимания на проезжавшее мимо старое побитое такси. Когда оно остановилось и подало назад, я решил, Что водитель хочет спросить дорогу. Я сошел с тротуара, наклонился к окошку и вздрогнул, увидев Джоуи Прайда.
– Садись, – велел он, держа правую руку на баранке.
– Благодарю вас за предложение, но мой офис всего в нескольких шагах…
– Заткнись и садись в машину.
Я сделал шаг назад.
– Это вряд ли.
– Твое право – бояться, Виктор, – сказал он, повернувшись ко мне всем телом, – но учти: я боюсь гораздо сильнее, чем ты.
Его глаза, выглядывавшие из-под козырька синей капитанской фуражки, были влажными и красными. Страх, подобно физической боли, морщил кожу у переносицы. Да, Джоуи боялся сильнее, чем я, по крайней мере так казалось, пока он не поднял левой рукой маленький блестящий револьвер и не направил его прямо мне в лоб.
– Садись назад. Мне нужно кое-что тебе показать.
– Это револьвер, из которого вы убили Ральфа?
– Не будь ослом. Я не убивал Ральфа. Я любил его. Вот об этом нам и надо поговорить. Залезай в машину и посмотри, что у меня есть. Чарли отдал бы жизнь, чтобы увидеть это.
Я на секунду задумался, не убежать ли к чертовой матери. Портфель летит в сторону, подошвы стучат по тротуару, полы пиджака развеваются, как флаг на ветру, – сцена бегства отчетливо предстала в уме. Но чего-то не хватало. И я вдруг понял чего: выстрела. Я даже понял, почему Джоуи Прайд в моем воображении не стрелял: потому что он действительно был непричастен к убийству Ральфа. Револьвер, которым он мне угрожал, был совсем не того калибра, который предположительно назвал Макдейсс.