— Он должен радоваться тому, что всем так нравится новое здание и никто не лезет в подробности, — сказала Вибекке, когда они говорили с ней в самый последний раз. — Рудольф хорошо потрудился как глава строительного комитета, но ему нужно быть очень, очень осторожным.
Она была в ярости, когда говорила это. Рудольф Фьорд участвовал в теледебатах, где он, очевидно, сделал что-то не так. Они договорились временно придерживаться положительного курса по отношению к правительству, потому что скоро должны были состояться переговоры по бюджету. У них был план. Договор. Он нарушил его, и у нее темнели глаза, когда она повторяла:
— Этот человек должен быть очень осторожен. Я могу его раздавить. У него земля горит под ногами.
Ей нужно было спешить на встречу, и Кари так и не узнала, что она имела в виду. Через две недели, в течение которых они не виделись, она погибла. Когда Кари во время вечера памяти в их доме в Снарёя рассказала Рудольфу про эту вспышку ярости Вибекке, он заверил ее, что понятия не имеет, о чем шла речь. Но на щеках у него выступили лихорадочные красные пятна, и ему было заметно не по себе, когда они столкнулись с полицейским в холле.
Только три дня назад, когда она заходила к Рудольфу Фьорду домой на Фрогнер, чтобы отдать бумаги, которые передал ему Хёль, она наконец-то нашла возможное объяснение такому поведению Вибекке перед самой смертью. Рудольфа очень нервировало то, что она пришла, он старался отделаться от нее как можно быстрее. Она попросила разрешения зайти в туалет. Он зло посмотрел на часы, но не смог отказать. И именно там, держа тощие, жилистые намыленные руки под краном, она поняла, где нужно искать.
Бухгалтерия располагалась прямо над кабинетом Рудольфа. Название было слишком громким для аккуратной узкой комнаты с кремовыми обоями и шкафом для бумаг из вишневого дерева. Свет сюда проникал через большое, выходившее во внутренний двор окно над письменным столом, за которым Хёге Хансен работала на полставки, ведя учетные книги и для партии, и для фирмы ООО «Дом в Квадратурен».
«У него земля горит под ногами», — сказала тогда Вибекке.
Было поздно, и здание почти совсем опустело. Кари Мундаль выпила уже целый термос чаю. Она не привыкла к цифрам и подсчетам, она даже ни разу не заполняла сама налоговую декларацию — такими вещами всегда занимался Хёль. Любопытство заставило ее все-таки пересмотреть счета за колоссальную реставрацию, от папки к папке, начиная с главных расходов и до самых незначительных. Время от времени она останавливалась, поправляла очки, которые съезжали на кончик острого носа, смотрела, прищурившись, несколько секунд на какой-то из счетов, потом легко качала головой и листала дальше.
Вдруг она замерла.
Раз. сантехработы PStark фарфор Арм. и др. Раб. Се ок 03 Итого 342 293 НДС 82 150,32 К вып. 424 443,32
Из всех безнадежных и ровным счетом ничего не говорящих чеков, которые она просмотрела за последние пять часов, этот был самым непонятным. Только слова «фарфор» и «сантехработы» ей что-то говорили, но через некоторое время она поняла, что «арм.» значит «арматура» и что между «ок» и «03» — большой пробел. Кто-то проверял работу и решил, что все о'кей в 2003 году? Что такое «PStark»? Постскриптум тарк? И почему PS стоит почти в самой верхней строчке чека?
Налоги были учтены и заплачены.
Счет был одобрен.
«Се ок 03».
«Се ок», размышляла Кари Мундаль.
Сентябрь—октябрь 2003, может? Какие странные сокращения.
Она вспомнила прошлую осень, когда казалось, что все работы в доме придется заморозить. Подвалы, крыша и фасад вызвали самые большие проблемы. Они выбрали неправильную краску. Стены не могли дышать, и все нужно было переделывать. К тому же что-то случилось с водостоком, после сильного ливня подвал был затоплен. Пол на первом этаже нужно было переложить заново, он был поврежден из-за влажности — дорогая и требующая длительного времени операция, которая чуть не сорвала планы на широкомасштабное рождественское открытие здания.
Туалеты были готовы уже в июне.
«PStark» — «Philippe Stark».
Когда они сами делали ремонт в своем большом доме в Снарёя, младшая дочь засыпала ее журналами по интерьерам. «Не будь такой консервативной, мама!» — говорила она, указывая на ванну, которая не нравилась Кари, или унитаз, похожий на яйцо. Она осадила дочь, сказав, что у нее нет ни малейшего желания чувствовать себя курицей каждый раз, когда она идет в туалет.
Большой дом в Квадратурен реставрировали осторожно и почтительно. Туалеты были старомодными, с подвесными бачками и фарфоровыми ручками на позолоченных цепочках.
Зато ремонт в ванной комнате Рудольфа Фьорда был сделан в духе времени. Фирма «Philippe Stark». Она была там, она это видела, и от осознания того, что она только что узнала, у нее вспотели ладони. Она решительно допила остывший чай.
Потом она вытащила счет из папки и вышла, чтобы найти ключ от комнаты с копировальной техникой. В коридоре стеной стояла тишина. Она помолчала, прислушиваясь. Кажется, она одна.
Мог ли Рудольф убить Вибекке?
Не за мошенничество же со счетом на 424 443,32 кроны. Он не мог этого сделать. Или мог?
Знал ли он, что ей было об этом известно? Угрожала ли она ему? Поэтому ли перед самыми выборами все пошло так легко, и Рудольф неожиданно снял свою кандидатуру и призвал всех своих сторонников голосовать за Вибекке?
Рудольф Фьорд не мог убить Вибекке. Или мог?
Кари Мундаль сунула копию чека в маленькую коричневую сумку, поставила все папки на место и тихо заперла за собой дверь величественного здания в Квадратурен.
Женщина, которая провела зиму на Ривьере, возвращалась в Норвегию. В каком-то смысле она этому радовалась. Поначалу она никак не могла узнать это чувство. Оно напоминало что-то забытое, смутное, из детства, она не была уверена даже, что находила его приятным. Она чувствовала себя неуютно, беспокойно, как будто время шло слишком медленно. Только когда самолет круто взмыл в небо и она проследила, как широко раскинувшийся залив исчезает за стальными облаками, она улыбнулась и поняла, что это чувство — ожидание.
Была пятница, двадцать седьмое февраля, самолет был заполнен только наполовину. Она сидела одна в своем ряду и согласилась выпить вина, которое предложила стюардесса. Оно было слишком холодным. Она обхватила бокал ладонями и откинулась назад на сиденье. Закрыла глаза.
Дороги назад нет.
Сейчас все станет напряженнее и ярче. Опаснее и лучше.
Ульрик Гёмселюнд сходил с ума от страха. Тот сумасшедший здоровяк, который задержал его вот уже почти неделю назад, сам заехал за ним в тюрьму. Ульрик пробовал протестовать. Лучше он будет сидеть в камере, пока не сгниет, чем отправится куда-то с этим громадным, совершенно лысым мужиком, который плевал на все и всех. Особенно на Ульрика Гёмселюнда и те права, которые он, несмотря ни на что, имел в правовом государстве.