Несколько ног зашаркали по камням. Прочие не двигались с места. И тогда вождь бросился вперед, раздавая налево и направо затрещины, хватая людей, толкая их.
– Марш! Вперед! Шевелись! – надрывался Афанасий.
Он чувствовал: еще миг – и будет поздно. Вождь не видел и не понимал, кого – мужчину, женщину, а может, своего же сына – заставлял он мчаться вверх. Кого хватал за волосы. Кому отвешивал пинки. Это не имело значения. Все члены племени стали для него равны.
В какой-то момент Афанасию показалось, что все усилия напрасны. Измученные люди едва переставляли ноги. Кто-то падал, кто-то замирал на месте, пытаясь восстановить дыхание. К ним тут же коршуном подлетал Афанасий и, не тратя слов, гнал вперед. Рывок. Еще рывок. И вот – цель достигнута. Подъем кончился. Вождь следом за соплеменниками ворвался на вершину холма.
– Копья к бою, круговая оборона! – крикнул Афанасий, развернувшись и напрягая глаза в тщетных попытках разобрать хоть что-то в непроглядной тьме. Никто не выполнил его приказы, да и не смог бы – все оружие было брошено во время отступления. Копье сохранил только сам Афанасий. Алекс, хромающий теперь на обе ноги, громко сопя, последним взобрался на вершину.
– Там м-мокро, – произнес он, отдышавшись, – у меня ноги м-мокрые. Не знаю, что за х-хрень…
И тут Афанасий понял наконец, что за враг преследовал их, легко сметая все преграды. Понял, от кого они удирали, разбивая в кровь ноги.
– Черт возьми! Ну конечно. Вода-а-а… – прошептал вождь.
– Да, – грустно вздохнула Наталья, – у нас нет ни воды, ни еды…
– Нет. Вода, – шелестел во мраке голос Афанасия, зловещий и как будто безжизненный, утративший всякое выражение. – На-вод-не-ние.
Там, где еще совсем недавно простирался усыпанный валунами зал, теперь плескались воды огромного озера.
Озера Голубое и Анатолия в зале Апсны и Безымянное в зале Нарта выходили из берегов и раньше. Вода заполняла пещеры, подтапливала карстовые полости, принося никому не вредившие разрушения, и потом возвращалась назад в привычные берега. Так продолжалось из века в век, снова и снова.
А потом был построен слив, через который лишняя вода выводилась за пределы пещер. Появились и другие сооружения, регулирующие уровень пещерных озер. Много лет, даже после того, как некому стало обслуживать водосброс, он работал. Племя, поселившееся там, где раньше слонялись туристы, нашло трубам свое применение: через них из пещер вымывало нечистоты.
Так продолжалось долго. Но так не могло быть всегда. Сливная система забивалась, засорялась. И вот началось наводнение невиданной силы. В него влили свои воды все четыре озера. И все прочие родники и потоки пещер. Да еще начала просачиваться в пещеры мощная подземная река, русло которой проходило рядом. Водосброс оказался бессилен.
Потоп был необычный, странный. Вода не рвалась вперед голодным зверем, отвоевывая утраченные много лет назад просторы. Она поднималась медленно, величественно, словно знающий свою силу полководец, дающий врагам возможность убежать, укрыться. Прекрасно зная, что рано или поздно он доберется до всех.
Наступление стихии продолжалось часа два, и, наконец, закончилось. Пещеры, туннели, станции метрополитена оказались скрыты под многометровой толщей воды. Вся пещерная система стала одним гигантским озером. Под водой исчезли и могила капитана Николаевой, и высеченный в скале крест, и последние остатки туристической тропы, еще напоминающие о временах до Катастрофы.
Лишь одинокий холм возвышался над спокойной водной гладью.
Холм-ковчег.
* * *
Называя путь в Большие пещеры «кротовьей норой», Герман не сильно погрешил против истины.
В самом начале узкого прохода Дарья почти не касалась стенок лаза. Потом стены коснулись ее плеч. Потом она начала стукаться головой. Создавалось ощущение, что это не она движется вперед по сужающемуся туннелю, а стены сжимаются, норовя раздавить Дашу, превратить ее в лепешку. Ужас охватил женщину.
– Может, вернемся? – крикнула она в темноту.
Герман не отвечал. Зато натянулась веревка, и Дарья Сергеевна вынуждена была продолжить путь. Лаз слегка расширился, это немного успокоило ее. Потом стены опять начали сдвигаться. Так повторялось много раз.
В какой-то момент ей показалось, что время отныне навсегда замедлит свой ход. Что пройдут года, а она все так же будет ползти по узкой норе, не в силах ни на миг остановиться. Даше почудилось, что они вовсе не продвигаются вперед, а ползут по кругу. Она увидела себя словно бы со стороны, заключенную в гигантский лабиринт без выхода и входа. Им дали проникнуть внутрь, приоткрыв на миг потайную дверцу, а потом снова наглухо замуровали.
– Герман, остановись! Умоляю, остановись! – закричала Даша опять, голос ее едва не срывался на визг.
– Спокойно, – донесся до ее слуха его ровный, почти равнодушный голос; Лыков не замедлил движения, но все же снизошел до ответа. – Все в порядке. Мы почти на месте.
И добавил как бы между прочим:
– Впереди свет.
Даша выдохнула. Чудовищное напряжение, навалившееся на нее, ослабло. Гора свалилась с плеч. Стены узкого лаза все еще давили, но только на тело, душа же ее освободилась.
Сначала Кружевницына думала, что Герман соврал насчет света, чтобы успокоить ее. Потом глаза женщины уловили впереди слабое мерцание. Оно становилось ярче, усиливалось. Пахнуло свежим воздухом. Сомнений не оставалось: впереди открытое, освещенное пространство.
– Врешь, не возьмешь! – шептала приободрившаяся Даша, мысленно грозя кулаком темноте, тишине и скалам. – Еще повоюем.
* * *
Наводнение, превратившее карстовые пещеры в карстовый океан, закончилось. Вода больше не прибывала.
Беглецы, укрывшиеся на вершине холма, заметили это не сразу.
С ужасом ожидали пещерные люди, что скоро накроет и их последнее убежище. Наташа, каждую минуту сползавшая по склону, чтобы проверить уровень воды, снова и снова подтверждала худшие опасения. Люди уже готовились к смерти… И тут наступление стихии прекратилось.
Радостные крики огласили пещеру. Люди ликовали.
Но веселье их было недолгим.
Да, вода больше не лизала им пятки, но она и не уходила. Очень скоро стало ясно, что люди полностью отрезаны от мира. В том числе и от разведчиков, о судьбе которых племя не имело никаких вестей.
– Кошмар только начинается, – сказал товарищам Афанасий. – Природа не смогла одолеть нас в бою и перешла к осаде. Долго мы тут не протянем.
– Что же нам остается? – тихо, но твердо спросила Рада.
В эти страшные минуты, самые скорбные и самые черные из всех, выпадавших когда-либо на долю племени, не нашлось никого, кто бы кинулся на вождя с упреками. Никого, кто впал бы в панику.
– Нам остается, – отвечал вождь, – сесть плотнее, чтобы не терять тепло. Надеяться, что Герман и Даша что-то придумают и придут на выручку. Если узнают, что тут случилось, конечно. И молиться.