Я закричала:
— Люк, он куда-то засунул эти бумаги! Спросите, мальчик должен знать, где они лежат!
— Перестань.
Беспомощно заморгав, я вдруг опять завопила:
— Люк!
Помощник шерифа нахмурился.
— Люк, бумаги! Найди бумаги и покажи полицейскому!
Офицер наставил на меня палец:
— Эй! Закрой рот, или я заткну его кляпом.
Я кричала, я просила обыскать мою машину, я умоляла разнести ее на мелкие части. Люк делал вид, что не слышит. Он не пошевелил ни одним мускулом, не ответив даже полицейскому, когда тот склонился, чтобы заговорить с мальчиком. Извернувшись, я завалилась на сиденье, с трудом протащила скованные руки вперед и подергала дверную ручку. Закрыто.
Диспетчер сказал: двадцать минут. Теперь оставалось еще меньше.
Я перекрутила куртку так, чтобы дотянуться до кармана с мобильным телефоном. Хотела дозвониться до Брайана. Брайан приедет, нужно только его найти. И, уставившись на телефон, с ужасом поняла: я не помню номера. Черт! Теряя драгоценные секунды, набрала справочную и, пригибаясь к сиденью как можно ниже, получила номер военно-морской базы. Прошла минута. Еще одна. Наконец я дозвонилась до аэродрома. Попросив дежурного, чтобы позвали Брайана, я добавила:
— Быстро, это чрезвычайная ситуация.
Трубка молчала. Над головой, в чистом голубом небе, прокатился гром, я, взглянув в окно, увидела, как «F/А-18» закладывал крутой разворот. Если Брайан в воздухе, все пропало.
Вдруг линия ожила, и я услышала голос:
— Эван, что такое?
— Табита пытается забрать Люка! Приезжай срочно на четырнадцатое шоссе с документами.
Я сказала брату, что времени осталось минут пятнадцать, не более. Прикинув расстояние от летного поля до дома — двенадцать миль, вдруг подумала: еще неизвестно, где у него бумаги.
— Останови Табиту! — приказал Брайан. — Делай все, что угодно, но стереги Люка до моего появления.
— Разве я не сказала, что сижу в наручниках в машине шерифа на заднем сиденье?
— Эв, делай все, что угодно. Я уже еду.
Он отключился, и я уставилась на телефон. Руки противно дрожали. Все, что угодно.
Я позвонила в полицию. Ответил женский голос:
— Девять-один-один. Слушаю, чрезвычайная.
— Хочу заявить, происходит насильственное похищение ребенка.
— Мадам, ребенка похищают на ваших глазах?
— Это произойдет через минуту-другую.
— Где находится ребенок?
— В моей машине на четырнадцатом шоссе, к югу от развилки на Уолкер-Пасс.
Привстав с корточек, помощник шерифа вытянул шею, глядя в мою сторону. Я опустила трубку на колени, и, повернув голову в другую сторону, полицейский снова успокоился.
Диспетчер настойчиво вопрошала:
— Мадам… Вас преследуют?
Юридически подкованное сознание тупо затормозилось: преследуют ли? Преследовать: гнаться, следовать… Наконец какая-то маленькая, но сообразительная часть мозга прокричала: «Соври!»
— Да! Не уверена, что смогу удержаться впереди. Пожалуйста, вышлите полицию, с ней едет мужчина, я не справлюсь…
Задняя дверь патрульной машины открылась, и помощник шерифа заполнил салон всей массой своего объемистого тела. Меня бросили на сиденье. Телефон остался в его руке. Время стремительно тикало.
* * *
Минут через десять подъехали полицейские из Чайна-Лейк. Съехав с дороги на обочину, их машина подняла вверх огромное облако песчаной пыли. Вслед за полицией подкатил и зеленый «додж» — тот самый, что я уже видела возле школы. «Брайан, — мысленно взмолилась я, — пожалуйста, поторопись!»
Полицейский офицер, сухопарая женщина на крепких ногах, вышла из машины, чтобы открыть пассажирскую дверь. Неуверенно выбравшись наружу, Табита повернулась к моему «эксплореру». Ее золотистые кудри и платье нежно-белого цвета развевались на ветру. От зеленого пикапа отделились хорошо узнаваемая фигура Шенил Вайоминг в бледно-лиловом стетсоне и похожий на кусок стальной трубы Исайя Пэкстон. Оставаясь сзади, они наблюдали за происходящим.
Табита ринулась к «эксплореру». Перед раскрытой дверцей она вдруг остановилась и кончиками пальцев потянулась к губам, словно в мучительном сомнении. Раскрыв руки, чтобы обнять сына, она разрыдалась.
— Нет! — закричала я, принимаясь трясти разгораживавшую кабину сетку.
Громкий голос Табиты был ясно слышен.
— Люк, это я, мама. Иди же, моя сладкая горошинка.
Склонив голову набок, она с приторным выражением лица манила Люка к себе.
Люк двинулся с места, в первый раз с того момента, как помощник шерифа взял меня в оборот. Он попытался спрятаться за лежавшей на сиденье грудой вещей. Табита бросила нервный взгляд в сторону Шенил, и та сказала:
— Чего ты ждешь? Бери его.
Нет! Я не позволю. Не дам.
Упав спиной на сиденье, я двумя ногами с силой ударила по стеклу. Ничего не произошло. С отчаянным криком я ударила второй раз и услышала глухой хруст. Еще одна попытка. Я лягнула сильно, как мул, и автомобильное стекло рассыпалось в крошку.
Возле головы открылась другая дверь, и надо мной нависла тень помощника шерифа.
— Лежать! — заорал он.
Я продолжала кричать и брыкаться, поневоле вдыхая аромат его сбруи и одеколона «Бритиш стерлинг». Наружу меня выволокли за воротник. Упав спиной, я сильно ударилась о землю и глухо охнула. Воткнуть меня лицом в землю помогала женщина-полицейский из Чайна-Лейк. Щекой я почувствовала каменистую почву, а в спину уперлись ее колени. Я услышала разговор:
— Она под кайфом?
— Похоже, «ангельская пыль».
Помощник шерифа погладил меня по шее дубинкой:
— Лучше не шевелись. То есть не дыши вообще.
Но я сумела выдавить несколько слов:
— У них есть пистолет.
— Господи Боже!.. — с досадой выдохнул помощник шерифа. — Для этого и существуют оружейные ящики. Думала, там цветы в горшочках?
— Вы не можете позволить им везти Люка в машине, где есть оружие. Вы не…
Тут меня поставили на ноги и повели к полицейской машине из Чайна-Лейк.
Я продолжала говорить:
— А как они его пристегнут? В машине всего три ремня, а людей четверо. Это нарушение закона.
— Так же, как сопротивление при аресте. Заткнись, или я заткну тебе глотку этой дубинкой.
Меня втолкнули в машину. Все же, закрывая дверь, женщина-полицейский заметила:
— В самом деле она права.