Лицо Вайоминга приняло странное выражение, необычайно странное. Он посмотрел на державшую его руку Брайана так, словно прикосновение должно было растворить его собственную плоть. Судорожно сделав глотательное движение, пастор попытался торопливо, почти комически высвободиться.
Оскалив зубы, он почти зашипел на Брайана:
— Кто ты такой? — И схватился за руку. Лицо Вайоминга выражало его крайнюю степень волнения. — Ты посмел дотронуться до меня, а сам… Ты не принадлежишь этому миру…
Табита стояла как вкопанная, прикрыв рот ладонью. Из кузова грузовика «ходячий цитатник» Шилох, всегда готовая процитировать Писание, указала рукой в сторону Брайана:
— «Потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной».
Наконец на помощь своему благоверному пришла Шенил. Подойдя сзади, она изрекла:
— Нам не должно этого терпеть. Питер, займи место в машине.
Он повиновался, двигаясь почти как робот. Кивнув Пэкстону, Шенил приказала тому погрузить в пикап мешкообразное тело супруга. Захлопнув дверь, она торопливо заняла место водителя и завела мотор.
Высунув из окна руку, Вайоминг растопырил пальцы. В его глазах стояла тревога.
— Что ты пытаешься сделать со мной?
Покинув шоссе, мы остановили «эксплорер» у «Макдоналдса», чтобы покормить Люка. «Хэппи-мил»: какое на самом деле неудачное название… Потом направились в сторону дома, где жил Брайан. Он стоял у самой дороги, белый оштукатуренный дом с неоново-зеленой лужайкой размером не больше стола для настольного тенниса. Внутреннее пространство едва ли не целиком заполняли пластиковые мешки и дешевая, но модная обстановка.
Включив канал «Никелодеон», Брайан посадил мальчика за одну из упаковок, устроив из нее стол. Ребенок ни на что не реагировал. Стремясь разговорить его, Брайан болтал не переставая, но без особого результата. «Не хочешь кетчупа?», «Давай я заберу у тебя огурец?», «Может, поставим „Скуби-Ду“?», «Вообще не хочешь смотреть? О-ох… Какая жалость… Не попробуешь ли картошку вот с этим?»
Когда Люк начал наконец есть, мы с Брайаном удалились на кухню. Расстегнув верх летного комбинезона, он показал ворот белой футболки и болтающийся на мускулистой шее личный жетон. Потом, открыв две бутылки «Короны», дал мне одну и выпил другую практически до дна за один присест. Падавшее сквозь окно вечернее солнце рельефно высвечивало черты его грубоватого лица.
— А у Вайоминга с головой не в порядке. Интересно, не на «колесах» ли он?
— Начинаю задумываться.
— Да, он дошел до ручки. Наверняка и Табиту к этому делу приохотили. Возможно, контролируют ее таким образом. Добавят в газировку наркотик и дадут… До тех пор, пока у пастора Пита нимб над головой не вырастет. А у меня — рога, как у черта.
— Все может быть, — вздохнула я. — Но знаешь, Брай, перемена взглядов вызвана не одними медикаментами.
Он откинулся назад, задумчиво ероша пальцами щетку коротких волос.
— А эта женщина… Шенил. Она навязывается Табите в матери. Мозги промыты, и конкретно.
Брайан был прав. Маскарад Шенил не ограничивался спектаклем, устроенным для полиции. Сью-Джуди почти не общалась с дочерью с тех пор, как Табита оставила родной дом и покинула церковь матери. Отчуждение стало непреодолимым. Однажды зимним утром Сью-Джуди надела лучшее, что имела, и отправилась на север, к действительно диким пляжам около авиабазы Ванденберг. Туда, где обычно испытывали межконтинентальные баллистические ракеты. Выкурив пачку «Кэмела», она сняла драгоценности и пошла навстречу собственной смерти. Тело нашли близ пускового стола, словно она была ракетой, так и не долетевшей до звезд.
Брайан говорил, что Табита не плакала. По крайней мере в его присутствии. Лишь ночью он слышал из ванной какие-то звуки, похожие на рыдания. Если брат пытался утешить жену, Табита попросту отворачивалась. Их брак уже дал трещину. На вопрос, как она себя чувствует, следовал неохотный ответ: «Отлично». Затем наступало глухое молчание. Со временем Брайан перестал спрашивать.
Пока не появилась Шенил Вайоминг.
— Если говорить о ее лжи в процессе доказательства вины, то всякий раз, когда на сцене появлялась Шенил, Табита начинала вести себя так, словно перед ней встала сама Сью-Джуди.
— Но она вела себя куда лучше, чем в присутствии мамочки.
— «Мамочка», — усмехнулся Брайан. — Впрочем, ее муж вовсе не корчит из себя «папочку». — Откинув голову назад, Брайан допил остатки пива. — Черт! Они собирались приобщить Люка к своему семейному термоядерному кошмару.
— Завтра утром мы займемся оформлением иска для их изоляции.
— Клочок бумаги с надписью «Проход воспрещен». Это ничего не даст. — Брайан взял в холодильнике еще пива. — У тебя есть оружие?
— Нет. Брайан, даже не думай. Это создаст новые проблемы.
— В яблочко! Именно это мне и нужно: немедленно создавать проблемы всякому, кто попытается дотянуться до Люка.
— Забудь. Такое решение не поможет ни одному из нас.
Я не спросила, есть ли оружие у него. Потому что и так знала: он держит оружие на полочке в туалете — там же, где хранил служебный автоматический пистолет наш отец.
— Ты слишком долго работаешь адвокатом. Постфактум делу не поможешь. Мы должны уметь отразить их нападение, причем только силой. Завтра купим тебе пистолет.
— Нет. — Брайан попытался возражать, но я остановила его. — Это вопрос, и очень спорный. К тому же в Калифорнии полагается десять дней ждать разрешения.
— Мы это решим.
— Тема закрыта.
— Нет, Эван…
Отвернувшись, я смотрела в окно. На горы уже спустился ночной мрак, и горизонт был едва подсвечен лучами заката. Брайан поставил бутылку на стол.
— Пойду в душ.
Тяжело шагая и бренча застежками, он вышел из кухни. Стараясь прийти в нормальный вид, я помассировала виски. Такой вот прием ждал нас на родине: Чайна-Лейк никогда не жаловал семью Делани. Но я не ожидала повтора во втором поколении.
Минуту спустя я вернулась в гостиную. Обед Люка оказался размазанным по тарелке. Присев рядом с мальчиком, я спросила:
— Как дела, чемпион?
— Мне холодно.
Я постаралась устроить Люка рядом с собой на софе. Вывернувшись, он с тяжким вздохом побрел через комнату. Его взгляд казался мне неспокойным.
— Давай поговорим об этом, — предложила я и выключила телевизор. Мальчик был очень зажат. Поцеловав его в макушку, я успокаивающе прошептала: — Все хорошо.
Голос Люка прозвучал очень тихо:
— Я переложил те документы в карман за сиденьем. — И он добавил еле слышно, как мышка: — Прости, пожалуйста.