Джесси принялся наносить на меня мазь.
— Брайан утверждает, что невиновен?
— Да.
Он замер и спросил:
— Ты хорошо себя чувствуешь?
— Да.
Перестав растирать мазь, Джесси задержал руки на моих бедрах, глядя в упор своими электрически-голубыми глазами. Потом опустился на кровать, привлекая меня к себе. Я положила голову на его плечо.
— Пять минут. Только пять минут. И ничего не говори, — попросила я.
Суд находился в том же комплексе общественного центра, что и полицейский участок. Прежде чем войти в комнату для свиданий, мы с Джесси записались в журнал регистрации.
— Почему полицейские так на меня смотрят? — недовольно спросил Джесси.
— Потому что для них ты новый экспонат из передвижного цирка «Делани». Не обращай внимания.
Комната для свиданий была выкрашена в серовато-желтый цвет, под консервированного тунца. Прозрачный разделитель из плексигласа лишал арестованных и посетителей всякой возможности прикоснуться друг к другу. Глубоко въевшаяся грязь покрывала каждую поверхность, а над слоем грязи витал наполнявший это унылое место дух безысходности.
Охранник ввел Брайана, и в моей груди сразу что-то сжалось. Плечи брата опустились, а черные глаза потухли. В ярко-оранжевой тюремной одежде он казался своей уменьшенной копией. Брайан сел и, слегка наклонив голову, поздоровался:
— Джесси…
— Брайан…
Потом он спросил насчет моего глаза. Я ответила, что укусила оса.
— Вы должны подумать, как выйти из ситуации, — сказал Брайан.
— Сначала я хотела увидеться с тобой.
— Что Люк?
Я попыталась справиться со своим лицом. Вышло неловко.
— Волнуется за тебя.
— Но он в безопасности? Где он?
— С Эбби и Вэлли Хэнкинс.
— Когда прилетают мама и папа?
— Я не смогла с ними связаться.
— Почему?
— Они где-то в Южно-Китайском море. Дай мне время.
Брайан запустил руку в волосы.
— Вам нельзя оставаться в Чайна-Лейк.
— До приезда родителей они могут пожить в моем доме. «Оставшимся» неизвестно, где я живу, — вмешался Джесси.
Они посмотрели друг на друга, как два пса, готовых залаять.
— Ладно, — сказал Брайан. — О'кей.
— Я наняла адвоката. Он приедет сегодня, в конце дня.
— Кто-то из местных?
Джесси пояснил:
— Из Бейкерсфилда. Настоящий профи, Джерри Зонненфельд. У него пятнадцатилетний опыт по делам, предусматривающим смертную казнь. — При этих словах Брайан поежился. — Он знаком с этим дерьмом. Внимательно слушай, что тебе скажут. Ты дал показания полиции?
Брайан отрицательно покачал головой.
— Хорошо. Не делай заявлений.
— Им хотелось узнать насчет моего оружия. Ну, что я с ним делал. Но я ничего с ним не делал, пистолет лежал на полке в туалете, и все.
— Не более того. Можешь на это поставить.
Лицо Брайана напряглось.
— Они нашли в гостиной одну железку. Обойма от стандартного пистолета НАТО, калибра девять миллиметров. Кто-то подставил меня по полной. Короче, полная задница. — Сказав так, Брайан побледнел и выдержал долгую паузу, прежде чем смог продолжить: — Табита знала, где я хранил оружие. Если пистолет не нашли…
Мне захотелось тряхнуть его за плечи. Несмотря ни на что, эта женщина все еще имела власть над братом. Но я также понимала, что он хочет услышать.
— Я не верю, что к убийству пастора Пита причастна Табита.
Брайан сразу успокоился, словно его рану заклеили пластырем. Мы поговорили еще немного относительно встречи с адвокатом, о том, как должен себя вести обвиняемый в убийстве, и о невозможности внесения залога. Услышав это, Брайан совсем поник, и его глаза словно подернулись пеплом.
— Плохое место, — сказал он. — Даже стены смердят дерьмом, от них исходит что-то ужасное. Я здесь, а «Оставшиеся» — там, на свободе… — У него перехвалило горло. — Эван, мне нужно выйти отсюда.
— Делаю все, что могу.
— Я не совершал того, в чем меня обвиняют.
— Знаю.
Брайан изучающе посмотрел мне в лицо, словно ища сомнение. Я сделала так, как должен был сделать Люк: нарисовала на своей груди крестик. Затем положила руку на плексиглас. Через секунду с другой стороны прозрачного барьера поперек моей руки легла рука брата.
— Я тебя вытащу.
Святой крест, или чтоб я сдохла!
Когда мы получили возможность забрать Люка, было уже три часа. За рулем сидел Джесси, и его машина совсем не походила на забор для объявлений. Магнитола громко играла «Перекрестки» Клэптона.
Я уныло смотрела в окно.
Подчеркивая заброшенность этих мест, на выбеленный изломанный пейзаж падал резкий солнечный свет. Впрочем, в них была своя прелесть, как заметил Джесси, восхищенно показывая в сторону горизонта:
— Изумительный ландшафт! Господи, пик Уитни, хотя до него не менее сотни миль. Красота! И ощущение простора.
Я только хмыкнула. Когда Джесси поинтересовался моим мнением, ответила:
— Жить здесь — все равно что сидеть в заключении.
Он сменил тему:
— Вчера по телефону я начал говорить о семье, что ушла от «Оставшихся». Эту семью знает мой врач из реабилитационного центра: у их дочери церебральный паралич.
Лицо Джесси приняло грустное выражение.
— Вероятно, пастор Пит демонстрировал свое неприятие физических недостатков не только мне. Я пообщался с главой семьи. Он согласился рассказать о церкви «изнутри».
— Спасибо, Джесси.
— Да, тебя искала Салли Шимада, репортер.
У меня вырвался недовольный стон. Абсолютно никакого желания разговаривать с прессой.
— Салли хотела поговорить о докторе Нейле Йоргенсене.
Я совсем забыла о гибели пластического хирурга, и неожиданно интерес к этой теме снова вспыхнул.
— Что она сказала?
— Только то, чтобы ты обязательно с ней созвонилась. — Он ловко подделал интонацию Салли: — Обязательно-обязательно…
Хэнкинсы оставили входную дверь открытой, чтобы шел свежий воздух. На всякий случай я постучала и тут же услышала громкий голос Вэлли:
— Не заперто!
Джесси начал двигать коляску по ступеням.
Вэлли мы обнаружили на полу, рядом с игрушечной железной дорогой. Увидев Джесси, он в первый момент удивился, но тут же встал и протянул руку со своей обычной улыбкой сенбернара.