Я не могла смотреть на него и поэтому прожигала взглядом монитор компьютера.
— Пожалуйста, удали файл.
— Но до конца еще далеко. Мики Яго угрожал тебе, что покажет мне именно это?
— Да.
— Ты уверен?
Я заставила себя посмотреть на него. Он был бледен и жалок.
— Эван, Харли — твоя подруга. Допустить, чтобы сведения о моей давней связи с ней всплыли на поверхность в канун нашей свадьбы, я просто не мог. Я не знаю. Мной овладела паника. Я полный идиот. Пожалуйста, прости меня.
Почти поверив ему, я все-таки решила досмотреть файл. Вслед за фотографиями шла бухгалтерская распечатка. Расходы на обеды и подарки. Деньги снимались с кредитной карточки в то лето, когда я с ним познакомилась.
— Ты и тогда встречался с ней? Ты совокуплялся с нами обеими?
— Нет. Я порвал с ней. Я правду говорю. Тем летом я и порвал с ней.
Но кредит доверия был исчерпан.
Я выключила компьютер и направилась к двери.
— Подожди.
Раздался стук костылей. Он вставал. Но даже это меня не разжалобило.
— Погоди… пожалуйста… Эван.
Я открыла дверь.
— Не делай этого. Ты всегда так поступаешь.
Я обернулась:
— Как поступаю?
— Уходишь, когда очень злишься.
— Если я останусь, то нанесу ущерб твоему здоровью, ковбой.
— Плевать я хотел на свое здоровье. Я люблю тебя.
— Хватит. Надоело, — отрезала я и пошла к машине.
«Эван, дай мне шанс, давай поговорим об этом».
Это сообщение, записанное на автоответчике, я проигнорировала. Я Джесси видеть не могла, не то что разговаривать с ним.
В четыре тридцать утра я обозревала звездное небо. Сердце, поджаренное на угольях, болело. Логики в моем поведении не было. Это была ревность, чувство собственническое и отвратительное.
До знакомства со мной у Джесси была подружка. Я не имела права упрекать его за это. Но перед моими глазами постоянно маячила картинка — Харли тянет Джесси вниз, на себя…
Недавно она сказала мне: «Городишко, погрязший в кровосмешении». Эта метафора, в сущности, была намеком. Теперь я поняла, почему Харли так волновали сны Джесси. Она боялась, что он в забытьи произнесет ее имя.
Я отошла от окна, включила телевизор и свернулась калачиком на диване. По каналу Эм-ти-ви шел ретроспективный показ материалов «Эн Синк». Я тупо смотрела на экран и размышляла о своем.
Кенни Руденски отпускал какие-то ехидные замечания. Откуда он узнал о связи Джесси и Харли? Неужели проблемы собственного комфорта его занимали меньше, чем кажется? Насколько близко он знаком с Харли? А фотографии? Кто их сделал? С какой целью?
Джесси и Харли. Какая мерзость. Я взяла пульт и включила другой канал. Эван, да ты просто маленькая девочка.
Цель фотографий — шантаж. Это ясно. Кто-то с их помощью заставлял Харли отмывать наворованные деньги. Она служила, несомненно, одним из источников конфиденциальной информации.
Я встала с дивана и позвонила Джесси.
Его не было дома.
Встало солнце. Трава у дома засветилась изумрудом, а гибискусы раскрыли кроваво-красные рты. Я чувствовала себя совершенно опустошенной. Перезванивать Джесси я не стала: ведь у него на автоответчике было мое сообщение.
И уж конечно, я не звонила Харли.
Проработав весь день, я съездила на спортивную площадку при средней школе Санта-Барбары. На беговой дорожке я выполнила упражнения по нарастающей и по нисходящей. Бег чем-то был похож на обряд очищения — я словно колотила себя молотом по ступням. По пути домой я купила на цветочном развале букет для Никки в благодарность за организацию вечеринки.
Не успела я поднять руку, чтобы постучаться, как дверь распахнулась.
— Как ты вовремя! — воскликнула Никки, придерживая у бедра извивающуюся Tea.
Я вручила букет.
— Большое спасибо за…
— Ты более чем желанный гость, дорогуша, — перебила меня Никки. — А случай, за который ты меня благодаришь, был настолько поучителен, что я не хотела бы его повторения, даже если бы ты пообещала мне в награду вечную молодость. Тем не менее я была счастлива доставить тебе удовольствие. Вот тебе взамен букета.
Она передала мне девочку, и мы прошли на кухню.
— Мы вернемся к десяти. Брамс громоподобен, но непродолжителен. — Она показала на стол, заваленный детскими принадлежностями. — Здесь все: памперсы, пеленки, съестное. Целый арсенал.
Я опешила. Tea стучала меня по руке и говорила: «Э-эн». А о чем вела речь Никки?
— Во второй половине дня она не спала, так что может довольно рано оставить тебя в покое. Спасибо, что присмотришь за ней. Ты хороший парень.
Из передней раздался голос Карла:
— Поехали.
Никки пощекотала Tea под подбородком и удалилась. Я почесала затылок и посадила Tea на коврик. Если я забыла о своем обещании присмотреть за ребенком, то могла забыть и еще что-нибудь. Нужно посмотреть в еженедельник: «Семь вечера — органист, специалист по свадебным маршам».
Я застонала. Было уже пять вечера.
Внутренний голос тоном командира тонущего корабля предложил послать все к чертовой матери, но сама я к подобному повороту событий готова не была. Схватив Tea и ключи от машины, я вдруг вспомнила, что в моем «эксплорере» нет специального сиденья для младенца. Придется идти пешком. Легкая коляска Tea нашлась на заднем дворе. Я сунула девочку в коляску и зашагала к церкви.
Tea посмотрела на меня и сказала «ма», потом подумала и добавила «дуум». Затем она поерзала, закрыла глазки и сунула большой пальчик в рот.
Дорога поднималась к освещенным солнцем и покрытым зеленью горам. Когда мы добрались до церкви, я была вся в поту. Парковка пустовала. В тени церкви покачивались ивы. И вокруг ни души. Может органист отчаялся дождаться меня и ушел?
Я протянула руки к Tea:
— Пошли, девочка.
Заметив, что малышка спит, я взяла ее на руки и пошла к Божьему храму.
Орган находился в южной колокольне. Прижимая Tea к груди, я начала подниматься по лестнице. Через два пролета открылось длинное узкое помещение, в конце которого стоял орган. Органист отсутствовал, но на пюпитре инструмента дымилась чашка кофе.
Я глянула за деревянные перила лестницы: нижний этаж терялся в темноте. Раздался звук шагов по каменному полу. Судя по всему, шли двое, и, прислушавшись, я уловила приглушенный мужской голос.
Меня охватило беспокойство. Казалось бы, никаких оснований для тревоги не было, но я прижалась спиной к стене. Tea слегка пошевелилась.