Выйдя из здания, Майло спросил меня:
— Думаешь, это представление?
— Москоу назвал его поведение театральным, но кто знает?
— В каком смысле театральным?
Я рассказал ему про хлопок ладонью по бедру и взмахивание волосами.
Он нахмурился:
— Отчасти он и сейчас такое проделывал. Но блевал натурально.
— Людей тошнит по самым разным причинам, — заметил я. — Включая вину.
— Символический катарсис? Или как вы, ребята, там это кличете?
— Я называю это рвотой. Он единственный ребенок, никаких близких родственников. Мне бы очень хотелось знать, существует ли завещание.
— Согласен, — кивнул Майло. — Весь вопрос в том, как его найти.
— Может быть, эти родственники, с которыми она не была близка, могут что-нибудь подсказать?
— Думаешь, Тони не стал вдаваться в подробности, потому что не хотел, чтобы я с ними разговаривал?
— Семейные ценности, — сказал я. — Вот где все начинается.
Проехав три квартала, Майло открыл багажник, надел перчатки и принялся рыться в личных вещах, которые собрал в спальне Эллы Манкузи.
Никакого упоминания о родственниках, кроме Тони, но имеется визитка адвоката в стопке карточек, перетянутых резинкой: «Джин Барон, Экс. Бульвар Уилшир, Санта-Моника».
Остальные визитки были от сантехников, электриков, ремонтных рабочих по теплоснабжению, службы доставки продуктов на дом.
Мужчины, которые посещали дом и, возможно, были знакомы с жизненным распорядком Эллы Манкузи. Если не появится никаких других зацепок, придется начать проверять их.
Майло позвонил Джин Барон, и она, когда оправилась от шока, подтвердила, что составляла завещание для миссис Манкузи, но предпочитает не обсуждать такие вопросы по телефону.
Когда мы направились в Санта-Монику, мой друг усмехнулся:
— Возможно, все дело во мне, но она прямо сгорала от нетерпения.
Джин Барон встретила нас в маленьком пустом холле своего здания, двухэтажного строения к западу от Яле. Холл срочно требовалось подкрасить.
Эта средних лет брюнетка с вьющимися волосами, плотно упакованная в потрясный костюм от Шанель цвета павлиньего хвоста, выглядела так, будто только что обновила свой макияж. Проверив у Майло удостоверение, она провела нас в лифт и далее в свой офис, состоящий из двух помещений. На простой белой двери только ее имя. Ниже — ученая степень и дополнительные дипломы нотариуса и сертифицированного специалиста по налогам.
В офисе пахло хорошими духами. Джин Барон села за темный, вроде бы деревянный стол.
— Такие ужасные новости о миссис Манкузи. Вы знаете, кто это сделал?
— Пока нет. Не могли бы вы нам что-нибудь рассказать о ней, мэм?
— Не слишком много. Я всего лишь составила для нее завещание, а это случилось пять лет назад.
— Кто ей вас порекомендовал?
— «Желтые страницы». Я тогда только закончила учебу, соответственно никаких рекомендаций. Она была практически моим единственным клиентом за полгода. Завещание было простым, такие составляются по шаблону.
Она выдвинула ящик и достала оттуда лист бумаги.
— Вот ваша копия. Конфиденциальность на умерших клиентов не распространяется.
— Мы не нашли копии в доме миссис Манкузи.
— Она ее не взяла, — пояснила Барон. — Сказала, пусть лежит у меня.
— Это как?
Адвокат пожала плечами:
— Может быть, она не хотела, чтобы кто-нибудь ее нашел?
Майло просмотрел завещание.
— И это все?
— В ее ситуации не нужно было ничего изобретать. Вся собственность — это дом и немного денег в банке. Никаких долгов, никаких осложнений, никаких приложений.
— И всего один наследник.
— Ее сын, — кивнула Барон. — Я предложила миссис Манкузи принять какие-то меры, чтобы снизить налог на наследство, который ему придется платить. Например, поместить дом в двойное владение с сохранением за ней права пользоваться им пожизненно. Но она не заинтересовалась.
— Почему?
— Она не сказала, а я не стала допытываться. Ее больше интересовало, сколько я беру в час. Ей явно не хотелось тратить лишний пенс.
Майло протянул мне завещание. В случае если Энтони Манкузи-младший умрет раньше своей матери, все доставалось «Армии спасения».
Мой друг спросил:
— Она говорила что-нибудь о своем сыне?
— Вы его подозреваете?
— Мы интересуемся всеми, кто был с ней близок.
— Готова поспорить, толпа тут не соберется.
— Почему вы так решили?
— Миссис Манкузи была вежливой, — сказала адвокат, — но немного… у меня было такое ощущение, что общительной она не была. Пустая болтовня ее не интересовала. Или, возможно, она старалась сократить время своего пребывания здесь. Вы знаете этих людей, они деньги берегут.
— Не то что нынешнее поколение, — заметил Майло.
— У двух моих детей прекрасная работа, но они постоянно перебирают по своим кредитным картам.
— Возможно, миссис Манкузи считала своего сына безответственным, поэтому не хотела передавать ему дом.
— Она бы и не передала ему дом, просто… — Барон улыбнулась. — Функционально это то же самое, так что, вероятно, вы правы. Но если она и не доверяла сыну, мне она об этом не говорила. Я все время хочу подчеркнуть, насколько она была сдержанной, но очень вежливой, настоящая леди. Странно представить себе, что ее убили. Это был грабеж?
— Непохоже.
— Вы думаете, сынуля хотел ускорить события?
— Мы пока не пришли ни к каким выводам.
— Как скажете. — Барон похлопала ресницами.
Майло встал.
— Спасибо за копию. И за бесплатное время.
— Разумеется, — сказала она, касаясь его руки. — Наверное, все дело в форме… ой, но ведь вы не носите форму.
— Нет, это все мой одеколон. «Eau de schmo».
Было уже около четырех, когда мы направились к пункту проката престижных автомобилей в Беверли-Хиллз. По дороге Майло позвонил в лабораторию. В «мерседесе» нашли пару непонятных волосков, а также различные шерстяные, хлопчатобумажные и льняные нитки, но никакой крови или иных телесных жидкостей. Машина недавно была обработана пылесосом кем-то, кто потрудился не оставить отпечатков пальцев. Работники лаборатории собирались на следующий день снимать дверные панели, но они предупредили Майло, чтобы слишком многого не ждал.
— История моей жизни, — сказал он и прибавил газу. — У Эллы был, по сути, только ее дом. Сколько он, по-твоему, может стоить?