— Милая, — сказал Гордон, — я все время тебе повторяю, что нельзя…
Ее глаза сверкнули.
— Ты мне это повторяешь и повторяешь! — Она встала, пошла к двери и ухитрилась закрыть ее за собой тихо.
— Простите, — опустил глаза Гордон Беверли.
— Не за что просить прощения, сэр, — ответил ему Майло.
— Она хорошая жена и мать. И не заслужила того, что выпало на ее долю.
— Что выпало на вашу долю.
Лицо Гордона Беверли задрожало.
— Может быть, матери труднее.
— Что ж, — подытожил Майло, когда мы остались одни в офисе, — удовольствие ниже среднего. Теперь у меня в сердце маленькие рыболовные крючки, за которые дергают приличные люди. Самое время поинтересоваться этой «Молодежью в действии» на тот случай, если они все еще функционируют, а миссис Беверли это упустила.
Оказалось, что она ничего не упустила. Тогда он принялся разыскивать друзей Антуана.
Имя Уилсон Гуд было связано с несколькими футбольными матчами подготовительной средней школы имени Святого Ксавьера в Южном Лос-Анджелесе. Гуд не только работал тренером, но еще и руководил Департаментом физического образования.
Криминальная биография Брэдли Майсонетте оказалась обширной. Десяток раз его сажали за наркотики плюс связанное с этим пристрастием воровство.
В последний раз Майсонетте был освобожден условно одиннадцать месяцев назад. Жилье ему предоставило государство. Майло позвонил надзирающему за ним офицеру, но нарвался на автоответчик и оставил послание. Потом вытащил сигару из кармана рубашки, сорвал целлофановую обертку, облизал кончик, но продолжал держать сигару в руке.
— Как ты думаешь, что еще я должен сделать?
— Почему бы Техасу не перевезти Джексона сюда и не заставить его показать, где могилы?
— Потому что они очень боятся, что он сбежит. Он сделал четыре попытки, один раз едва не преуспел и в процессе ранил охранника. Они ни за что не выпустят его из-под своей крыши, пока какое-нибудь местное управление не найдет достаточных подтверждений. Пока что три из заявлений Джексона оказались враньем: он ссылался на преступления, которые уже были раскрыты, а он об этом не знал. Эта сволочь наверняка лазит по Интернету и ищет всякие ужасы, к которым могла бы примазаться. К сожалению, его пока нельзя полностью списать, слишком велики ставки. Если бы мне удалось найти это клятое досье Антуана, я бы мог хоть что-то сделать.
— А где те детективы, которые когда-то работали над этим делом?
— Один умер, другой живет где-то в Айдахо. Во всяком случае, туда отсылают его пенсионный чек. Но на телефонные звонки он не отвечает. А тем временем у нас едва остыло тело Эллы Манкузи. Почему я беспокоюсь, что могу разбить сердца четы Беверли?
Он положил вновь заведенную папочку по делу Антуана в ящик. Затем передумал и положил ее рядом с компьютером.
— Я установил слежку за Тони Манкузи. Мне дали трех новеньких полицейских в форме, которые думают, что им проще в гражданской одежде. До сих пор нет никаких сведений о насильственных преступлениях в ночь, когда угоняли «бентли», и мистер Губель уже вымыл и вычистил свою машину сразу же после того, как Шон сделал соскоб, так что шансы найти в ней что-то новое меньше чем нулевые. Я положу эту папку на самое дно моего ящика.
— Не удалось поместить статью об Элле в прессе?
— Ты же знаешь «Тайме» — может, да, может, нет. Наш отдел по связям с общественностью пообещал, что что-то будет сегодня в шестичасовых «Новостях».
Тут зазвонил его телефон. Послушав, Майло что-то записал и отключился.
— Пришло послание от одного из якобы незаинтересованных родственников Эллы, кузена. Хочет побеседовать. Он близко, работает в ламповом магазине на углу Олимпики Баррингтон. Может быть, боги начали улыбаться.
Магазин «Сверкающий хрусталь и свет» представлял собой тысячу квадратных футов ослепительного сияния.
Арон Хошвелдер встретил нас у дверей и сразу объявил, что является хозяином этого великолепия и что отправил своих работников попить кофе. Он провел нас в заднюю часть демонстрационного зала. Жар от десятков люстр жег мне шею. Этот слепящий свет напоминал о впечатлениях людей, переживших клиническую смерть.
Хошвелдеру на вид за шестьдесят, но волосы его все еще были темными. Этот худой, высокого роста, с лошадиным лицом и хитрыми глазами мужчина был облачен в зеленую рубашку с короткими рукавами, клетчатые брюки и сверкающие «оксфорды».
Он сказал:
— Спасибо, что так быстро приехали. Может быть, я не знаю ничего важного, но мне показалось, что я должен с вами поговорить. Я до сих пор не могу поверить, что такое могло случиться с Эллой.
— Она была вашей кузиной?
— Да. Ее отец был старшим братом моего. Элла нянчила меня, когда я был маленьким. — Внимание Хошвелдера привлекла потухшая лампа в венецианской люстре. Он протянул руку, повернул, лампа снова зажглась. — Вы хоть имеете представление, кто мог это сделать?
— Пока нет. Нам будет полезно услышать все, что вы сможете рассказать.
Арон Хошвелдер пожевал свою щеку.
— Я не уверен, что вообще должен об этом говорить, но вы знакомы с ее сыном, Тони?
— Да.
— И что вы думаете?
— Насчет чего?
— Его… личности.
— Такое впечатление, что ему сейчас крупно не везет.
— Это предполагает, что ему везло когда-то.
— Трудная жизнь? — поднял брови Майло.
— По своей собственной воле. — Костлявые плечи Хошвелдера напряглись. — Я не хочу что-либо будоражить, но…
— Что-то насчет Тони вас беспокоит?
— Трудно говорить такое о членах семьи, но вам стоит к нему присмотреться.
— Как к убийце?
— Это болезненная мысль. Я не говорю, что он в самом деле способен на нечто подобное…
— Но?.. — подсказал Майло.
— Но он может знать плохих людей. Я не говорю, что он действительно знает. Просто… нет, это сложно. Я чувствую себя предателем. — Хошвелдер вдохнул через нос и шумно выдохнул через рот. — Я только хочу сказать, что Тони — единственный, на кого я могу подумать. В семье.
— Кстати, он заявил, что никакой семьи, собственно, нет.
— Потому что он предпочитал ни с кем не общаться.
— С кем «ни с кем»?
— Со мной, моей женой, нашими детьми, моим братом Леном и его женой и детьми. Мой брат — зубной врач, он живет в Палос-Вердес. Никто из детей не поддерживает близких отношений с Тони. Что, если честно, меня вполне устраивает.
— Дурное влияние?
Хошвелдер щелкнул костяшками пальцев.