– Прислали уже после ее исчезновения. Когда я открыла конверт, то чуть не выронила листок из рук. Эти слова – "не окончено". Когда ты в подобном состоянии, все приобретает иное значение. Ты словно ищешь виноватых и злишься на все подряд. Тогда я чуть не разорвала письмо в клочья. Сейчас я рада, что не сделала этого. Хотя от одежды Шоны я избавилась. Ждала, ждала, и вот несколько месяцев назад нашла в себе силы.
Я внимательно посмотрел на выписку и положил ее обратно в низ стопки.
– Она была очень умной, – сказала Агнес. – Теперь вы понимаете, что я имею в виду?
– Да, миссис Игер.
– Вы не могли бы рассказать мне о ваших планах? Что вы собираетесь делать?
– Для начала еще раз просмотрю досье. Знаю, это звучит туманно и бюрократично, но я только начинаю. Можно позвонить вам, если у меня возникнут вопросы?
– Даже нужно, обязательно звоните. – Она схватила мою руку. – Вы внушаете мне доверие, вы серьезный человек. Я верю, вы сделаете все возможное, даже если это ни к чему не приведет. Большое, большое спасибо.
– Вам спасибо, – сказал я. – Постараюсь оправдать ваше доверие.
– Я не прошу вернуть мою дочь. Я лишь хочу похоронить ее. Знать, где она, и приходить к ней на Рождество и в дни рождения. Я ведь не очень многого прошу, правда?
– Конечно, мэм. Спасибо, что уделили мне время. – Я открыл дверцу машины.
– Вы не могли бы вернуть мне это? – спросила она, показывая на пачку табелей, которую я до сих пор держал в руках.
– Ох, разумеется. Извините меня.
– Если вам нужно сделать копию, я с радостью.
Я слегка пожал ей руку и вышел из машины.
Пять часов вечера. Здание факультета психологии почти полностью опустело.
Я заметил Джина Долби с противоположного конца коридора. Он стоял возле двери своего кабинета с ключами в руках, его неуклюжая фигура выделялась в слабом коридорном освещении.
– Пришел или уже уходишь? – спросил я.
– Алекс! Опять проходил мимо? Вообще-то ухожу.
– Можешь уделить мне несколько минут?
– Вы только посмотрите на него! То его годами не видно, а тут зачастил.
Я не ответил. Выражение моего лица стерло с его губ улыбку.
– Что-то случилось, Алекс?
– Давай войдем в кабинет.
– Я вообще-то тороплюсь. Как говорится, с кучей вещей встретиться, ворох людей переделать.
– Этому стоит уделить время.
– Надо же, звучит угрожающе.
Я промолчал.
– Хорошо, хорошо, – сказал он, отпирая дверь. На связке было много ключей, и они слабо позвякивали в руке.
Джин сел за стол. Я остался стоять.
– Давай сразу начистоту, – начал я. – С одной стороны, я никогда бы не узнал о Шоне, не упомяни ты ее в нашем разговоре. Так что очко в твою пользу, хотя зачем тебе это было нужно, непонятно. С другой стороны, ты мне соврал. Говорил, что не знаешь ее. "Она что-то вроде университетской "королевы красоты"" – так ты сказал. "Шейн или Шана... не помню точно ее имени". Однако она была в твоей группе. Я только что видел выписку из ее табеля: "Психология, группа 101, проф. Долби, понед., среда, пятн. в 15.00". Ты преподавал им "Введение в психологию" в дополнение к "Социальной психологии". Та самая большая преподавательская нагрузка, о которой ты мне говорил.
Долби провел рукой по волосам, взъерошив их.
– Да перестань. Ты, наверное, шутишь. Разве не знаешь, сколько студентов в...
– Двадцать восемь, – ответил я. – Я проверял по журналу. Двадцать восемь, Джин. Ты должен помнить каждого. Особенно студентку с внешностью Шоны.
Его длинная шея напряглась.
– Чушь собачья. Я не обязан сидеть и выслушивать...
– Нет, не обязан. Но возможно, ты захочешь выслушать, потому что это все равно не закончится.
Он схватился за стол. Снял очки и повторил:
– Чушь собачья.
– И все же ты не выставляешь меня отсюда.
Тишина.
– Итак, ты соврал мне, Джин. И меня заинтересовало – почему. Потом, когда я начал сопоставлять факты, которые узнал о Шоне, это стало еще более интересным. Например, тот факт, что она любила мужчин старше ее. Взрослые богатые мужчины – она ясно представляла, чего хотела от жизни. "Феррари" и прочее. С твоим доходом от электронного бизнеса ты как раз попадал в интересовавшую ее категорию. Шона также ценила ум в партнерах. Или интеллектуальность, как она это называла. И снова – кому, как не тебе, удовлетворить это требование? В университете ты был лучшим в группе. У тебя был талант обдумывать мудрые мысли вслух.
– Алекс...
– Кроме того, я видел фотографии ее отца. Он умер, когда ей было четыре года, поэтому она практически его не помнила. И возможно, идеализировала. Шона показывала тебе его фотографии, Джин?
Он смотрел на меня. Лицо покраснело. Пара огромных кулаков опустилась на стол. Сорвав с лица очки, Джин в сердцах бросил их об стену. Они стукнулись о книги и упали на ковер.
– Неудачник, – сказал он. – Ничего толком не могу сделать.
– Боб Игер. Шесть футов четыре дюйма, светлые волосы, оттопыренные уши, школьная баскетбольная звезда... А ты разве не был лучшим форвардом в колледже?
Он опустил голову на руки и пробормотал:
– Золотые дни...
– Сходство просто потрясающее. Он мог бы быть твоим братом.
Джин выпрямился.
– Я знаю, черт побери, кем он мог бы быть. Да, она показывала эту проклятую фотографию. Когда в первый раз пришла сюда в приемные часы якобы поговорить насчет экзамена, Шона была одета в короткое черное платье, которое задралось еще больше, когда она села... Я старался держаться в рамках. А потом Шона вытащила снимок своего отца. Думала, это смешно. Я сказал ей, что не отношусь к последователям фрейдизма. Алекс, я ничего не делал. Никогда не заставлял ее, ты зря думаешь... Все это просто ужасно... О Господи. Ты ведь мне не веришь, да?
– Верю я или нет – не имеет значения. Полиция уже знает.
– О нет.
– Увы.
– И что они могут знать?
Я промолчал.
– Позволь мне объяснить, Алекс. Пожалуйста.
– Я ничего не обещаю.
– Ты сам сказал, что, если бы я не заговорил о ней...
– Однако ты заговорил. Подсознательно ты хотел, чтобы я все выяснил.
Его глаза сузились, один кулак чуть двинулся в мою сторону.