— Это было вульгарно, я даже не хочу вспоминать.
— Это важно, Кайла.
Она вздохнула:
— О'кей, о'кей. Когда он наклонился и зашептал мне на ухо о том, какая великолепная она, он еще сказал: "Она танцовщица, Кайла. Она умеет выделывать разные движения". Типа я не умею. Вы же знаете, что это на самом деле означает, правильно?
— Что?
— Да ладно вам! Танцовщица означает стриптизерка. Все они называют себя танцовщицами. Она — протухший маргарин на рогалике.
— Вы знакомы с кем-нибудь из стриптизерш?
— Я? Никогда. Но в ней было что-то… в том, как она стояла… как она… Она как бы рассматривала мое тело, это прекраснейшее тело. Я обожаю свое тело. Но я не разденусь за салат из зеленых овощей! Когда дело касается отношений с парнями, то если хочешь, чтобы они тебя уважали, придержи что-нибудь.
— Что вы можете рассказать о семье Гэвина?
— Типа о родителях?
— Да.
— Его мать больна на голову, а отец — блудливый пес. Видимо, у Гэвина это наследственное.
— Старик подкатывался к вам?
— Нет. Никогда. Просто много разговоров.
— О чем?
— О тех, кто спит с кем попало.
— Джером Куик спал с кем попало?
— Так говорил Гэвин.
— Он рассказывал вам?
— Он как бы хвастался. Типа мой отец — племенной жеребец, и я тоже.
— Это после аварии?
— Нет. До. Когда Гэвин еще разговаривал как нормальный человек.
— Вы сказали, что его мать больна на голову.
— Это все знают. Она никогда не приходила в школу на собрания, ее не увидишь даже на собственном заднем дворе, она все время в спальне. Пьет и спит. Отец Гэва хоть на собрания ходил.
— Гэвин был ближе к нему?
Она вытаращилась на меня, словно я задал вопрос на иностранном языке.
— Гэвин когда-нибудь рассказывал вам о своих жизненных планах?
— Типа кем он хотел стать?
— Да.
— До аварии он хотел стать богатым бизнесменом. После он поговаривал о том, чтобы писать.
— Писать что?
— Он не говорил, что именно.
— Гэвин никогда не говорил вам, что кого-то в чем-то подозревает?
— Типа шпионские страсти?
— Типа.
— Нет. Можно, я пойду. Ну пожа-а-а-луйста? Я должна встретиться с Элли в "Иль форнайо", к тому же мне не хочется выходить за парковочные лимиты. Еще платить за какую-то парковку.
— Как и за косметику.
— Эй! Я думала, с этим покончено.
— Что еще можете рассказать про Гэвина?
— Ничего. Он ушел из моей жизни, связался с замухрышками… Думаете, из-за этого его убили? Он связался с плохими людьми?
— Возможно.
— Вот так, — сказала она. — За добро воздается.
Я заставил ее пройти в аптеку и взять пакет для покупок.
— Оставьте это внутри, — сказал я, побросав в пакет украденные вещи.
На ее лице сквозь слой макияжа внезапно проступила меловая бледность:
— Не заставляйте меня туда идти. Прошу вас.
Она положила руку мне на рукав. Костяшки ее пальцев были белыми.
— О'кей. Но вы должны обещать, что будете хорошей.
— Обещаю. Можно идти? Элли ждет.
Гэвин хвастался перед Кайлой тем, что проделывала блондинка во время занятий сексом. Может быть, он таким образом пытался поддеть старую подружку? Но его слова также вписываются в версию о девушке по вызову.
Криста или Кристал. Я набрал номер Майло, но его мобильник оказался выключен.
Общение с Кайлой Бартелл высосало из меня все соки. Мы с Эллисон должны были встретиться в семь, чтобы вместе пообедать, и я решил на время свидания выбросить из головы всю эту историю про Гэвина Куина.
Я как мог старался придерживаться взятых на себя обязательств, но к концу вечера обнаружил, что беседую с Эллисон о развале семьи Куик, о Гэвине и его несчастной любви.
А также о безымянной девушке, тело которой было предано забвению в морозильнике.
Как настоящий психотерапевт, Эллисон по большей части внимательно слушала, что заставляло меня постоянно говорить. Я понимал, что все это совсем не к месту, но никак не мог остановиться. Когда я подрулил к ее дому, мой собственный голос резанул меня по ушам.
— Прости, — вздохнул я. — Вот такой я забавный парень.
— Почему бы тебе не остаться?
— Тебе хочется послушать еще?
— Я бы хотела, чтобы ты остался на ночь.
— Не знал, что ты мазохистка.
Она пожала плечами и поиграла моим указательным пальцем.
— Мне нравится, проснувшись утром, видеть тебя рядом. А ты всегда выглядишь по-настоящему счастливым, когда видишь меня.
Мы прошли прямо в спальню, разделись, целомудренно прикоснулись друг к другу плотно сжатыми губами и моментально провалились в сон. Я трижды просыпался среди ночи: дважды, чтобы вернуться к своим мрачным и унылым раздумьям, один раз из-за того, что ощутил прикосновение. Я разлепил глаза и увидел Эллисон с обнаженными грудями, нависающую надо мной, державшую угол покрывала и, похоже, старавшуюся не проснуться.
Я, заставив язык шевельнуться, произнес что-то вроде "э?".
— Ты был… накрыт с головой, — сонно пробормотала она. — Мне показалось, что ты не шевелишься, хотела… проверить.
— Я в норме.
— Спок… а-х… ночи.
Утренний свет обжег мне веки. Я оставил спящую Эллисон, отправился в кухню, взял газету, поискал фотографию мертвой девушки, но не нашел. У Эллисон с утра был прием, ей скоро вставать, поэтому я принялся колдовать над завтраком.
Через несколько минут она пришлепала на кухню. На ней была огромная тенниска цвета хаки и лохматые тапочки, на ее лице отпечатались складки подушки, волосы были небрежно заколоты на затылке.
— Яйца, — сказала она, протирая глаза. — Ты хорошо спал?
— Прекрасно.
— Я тоже. — Она зевнула. — Я просыпалась?
— Нет, — солгал я.
— Просто провалилась в сон. Бум, и все.
Не вспомнила о том, как просыпалась, чтобы удостовериться, что я в порядке. Она и во сне беспокоилась обо мне.
Я уже минут пятнадцать как приехал домой, когда Майло позвонил мне из машины. Он тяжело дышал, словно ему пришлось взбегать на гору.