— Если у вас есть образец литературного творчества Шулля, это помогло бы нам.
— В моем кабинете. Я получила его последний годовой доклад-самовосхваление. Подобные доклады о проделанной работе и о дальнейших планах обязаны представлять все преподаватели. Для Гордона это пустая формальность, поскольку мы оба знаем, что должность обеспечена ему пожизненно.
— Возможно, нет, — заметил Майло.
— Как приятно это звучит. Завтра я приду на работу рано утром и сразу же отправлю вам этот доклад с курьером.
Мартин проводила нас до двери, где Майло поблагодарил ее.
— Я сделала это с удовольствием, — ответила она. — В самом деле… если подумать, то, что Гордон — убийца, не вызывает у меня большого удивления.
— Почему же, мадам?
— Такое неискреннее и мелкое существо способно на все.
Ночь для Петры выдалась удачная.
Воздух был чист. Небо стало темно-малиновым там, где неоновые огни Голливуда не превращали его в серое. А Гордона Шулля хорошо знали в клубах, притонах и нетрадиционных книжных магазинах.
Воспоминания страдающего от похмелья бармена из «Скру», омерзительного заведения в Вермонте, посещаемого одними подонками, были типичны.
— Да, я видел его. Он всегда в черном и пытается подцепить кого-нибудь из молоденьких цыпочек.
— С успехом?
— Возможно, иногда.
— Какую-нибудь девушку конкретно?
— Все они одинаковые.
— Что вы еще можете сказать о нем?
— Просто старое чучело, которое хочет казаться холодным как лед… Ну, вы знаете. — Что знаю?
— То, как вообще идут дела.
Это полностью отличалось от неудачных попыток выявить связи Кевина Драммонда. Но кое-что смутило Петру — никто из тех, кому она показывала фотографии, не соотнес Шулля с Кевином. Замешан ли Кевин в дурных делах?
Хотя Шулля опознавали многие, все попытки Петры установить, связан ли он с употреблением наркотиков, насильственными действиями, половыми извращениями или просто с Эрной Мерфи, не увенчались успехом. Поняв к концу смены, что собранные сведения мало чем помогут им в ближайшее время, Петра почувствовала, как портится у нее настроение. Потом она получила небольшой подарок от Бога. В первый ее визит на Фаунтин-авеню «Змеючник» был закрыт — СЕГОДНЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ НЕ БУДЕТ, — но, возвращаясь на станцию, Петра заметила, что перед зданием стоят машины, а парадная дверь приоткрыта.
Она вошла и увидела толстого вышибалу с «конским хвостом». В руках он держал стакан джина с тоником. В помещении пахло как в сортире.
— Закрыто, — сказал ей толстяк. — Текущий ремонт.
Это означало, что текущий ремонт производит он сам, ничего не делая, а только опохмеляясь, а также маленький человечек, похожий на индейца из влажных лесов, подметавший грязный пол. Из аудиосистемы лились звуки, напоминающие чикагские блюзы в сопровождении губной гармоники. Пустые фанерные столы стояли в полном беспорядке. На сцене Петра заметила комплект ударных инструментов. Подставка для микрофона без самого микрофона напоминала обезглавленного человека. Нет ничего печальнее на свете, чем повесть о притоне при одном клиенте.
Петра прошла дальше, еще раз осмотрелась и улыбнулась вышибале.
— Так что?
Он скрестил руки. Его предплечья своими размерами напоминали ягодицы. Кожа розовато-сероватого цвета навевала воспоминания о сырой свиной сосиске. Многочисленные татуировки сделали его руки похожими на рукава кимоно. Тюремное искусство и тонкая работа. Шею сзади украшала свастика.
В допросах, связанных с убийством Беби-Боя, он не участвовал. Показав ему свой значок, Петра спросила почему.
— В тот вечер я не работал.
А ведь она тогда потребовала у администрации полный список сотрудников. Ну да ладно. Петра показала ему фото Шулля.
— Да, он захаживает сюда. — Свиная Сосиска поставил свою выпивку. Прошел враскачку за стойку бара и приготовил себе следующую порцию. Он долго резал лайм, затем выдавил его в бокал, бросил оставшуюся часть в рот, прожевал и проглотил вместе с кожицей.
— Часто ли он бывает здесь?
— Иногда.
— Как вас зовут?
Вопрос ему не понравился, но он не казался напуганным.
— Ральф Квеллесен.
Петра попросила его произнести имя и фамилию по буквам и написать. Ральф с буквой «ф» в конце. Какой-нибудь предок из викингов сейчас переворачивался в гробу.
— Поточнее, чем «иногда», Ральф.
Квеллесен нахмурился, и его жирный лоб прорезали глубокие морщины.
— Этот пижон приходит сюда время от времени. Он не регулярный посетитель. Я знаю его только потому, что он по-настоящему дружелюбен.
— Дружелюбен по отношению к вам?
— К артистам. Пижон заговаривает с ними. В перерывах. Ему нравится ходить за кулисы.
— И ему позволяют делать это?
— У нас не какое-нибудь застолье в Голливуде.
Это означало, что несколько долларов открывают любые двери.
— Так что, он преклоняется перед знаменитостями? Квеллесен глупо ухмыльнулся.
— Я никогда не видел, чтобы он брал в рот.
— Я говорю не в буквальном смысле.
— В любом.
— Вас, похоже, совсем не интересует, почему я задаю вопросы о нем.
— Я не любопытный. Петра записала адрес и телефон Квеллесена, села под его внимательным взглядом за пустой стол, медленно перечитала свои записи и нашла имя вышибалы, дежурившего в ночь убийства Беби-Боя.
Вэл Боув.
Выйдя из клуба, она набрала номер телефона Боува, разбудив его, и описала Шулля.
— Да, — ответил он.
— «Да» что?
— Я знаю этого пижона, но не помню, был ли он там, когда пришили Беби.
— Почему не помните?
— Заведение было переполнено.
— Но вы уверены, что это тот, о ком я говорю?
— Да, это пижон-профессор.
— Откуда вы знаете, что он профессор?
— Он сам так называет себя. Этот пижон сказал мне, что он профессор. Будто хотел произвести на меня впечатление. А мне наплевать на это.
— Что он вам еще говорил?
— Ну, что-то вроде: «Я готов на все», «Я пишу книги» и «Я тоже играю на гитаре», — словно меня это интересует.
— Человек с артистическими наклонностями.
— Возможно.
В трубке прозвучал громкий зевок, и Петре показалось, что она чувствует, как у него воняет изо рта.