Один раз я звонил Тане Стрэттон, она мне не ответила. Я попробовал связаться с ее сестрой. Крис Лэмплер оказалась более общительной. Мой голос она не узнала. И не должна была узнать; при встрече мы обменялись лишь парой слов, и Крис приняла меня за полицейского.
— Как вы вышли на меня, доктор Делавэр?
— Я работаю консультантом в полиции, пытался связаться с Таней. Она мне не перезвонила. Вы значитесь как ее ближайшая родственница.
— Да, Таня не будет с вами говорить. Вообще ни с кем не будет. Она и так в ужасе после всего того, что говорят о Поле.
— Не сомневаюсь, — сказал я.
— Это... в это невозможно поверить. Если честно, и я в ужасе. Скрываю все от своих детей. Они его знали. Мне Пол никогда не нравился, но я не могла и подумать... Так или иначе, Таня сейчас встречается с психиатром. Тем самым, кто помогал ей в прошлом году, когда она была больна. Главное, новых рецидивов болезни больше не было. Таня только что прошла полное обследование.
— Рад это слышать.
— Не сомневаюсь. Мне бы очень не хотелось, чтобы... Все равно, спасибо что позвонили. На самом деле, полицейские были молодцами. Не беспокойтесь о Тане. Она сама со всем справится — она крепкая.
Ноябрь выдался загруженным. Много новых пациентов; моей секретарше звонили, кажется, непрерывно. Я работал без отдыха, выделяя для звонков обеденный перерыв.
Звонки, на которые никто не отвечал. Я оставлял сообщения Ричарду, Стейси, Джуди Маниту. Попытка связаться с Джо Сейфером привела к письму, подписанному его помощником.
Уважаемый доктор Делавэр!
Мистер Сейфер глубоко признателен вам за то время, которое вы ему уделили. В настоящее время не произошло нового развития событий, в которых вы оба принимали участие. Если у мистера Сейфера появится для вас какая-то информация, он непременно вам позвонит.
Я много размышлял о поездке в Ланкастер, мысленно составил перечень причин не ездить туда, записал их на бумагу.
Я достаточно часто рекомендую поступать так своим пациентам, но мне это помогает редко. Изложив все на бумаге, я стал совсем дерганным и уже не мог успокоиться. Возможно, все дело в моем головном мозге — какой-то химический дисбаланс. Черт побери, в последнее время всё валят на это. А может быть, все объяснялось тем, что моя мать называла «ослиным упрямством в энной степени».
Каким бы ни был диагноз, я перестал спать. Утром я вставал с головной болью, становился раздражительным без причины, тщетно бился над тем, чтобы оставаться вежливым. К двадцать третьему ноября я закончил несколько отчетов, подготовленных по заданию суда, — Джуди Маниту больше ни разу не обращалась ко мне. Проснувшись чудным солнечным утром, я отодвинул остальные дела в сторону и отправился в долгий путь в пустыню.
Ланкастер расположен в шестидесяти пяти милях к северу от Лос-Анджелеса на пересечении трех шоссе: 405-го, 5-го и 14-го. Последнее шоссе там становится из четырехполосного трехполосным, затем двухполосным, прорезает Энтелоп-Велли и уходит в пустыню Мохаве.
Ехать туда чуть больше часа, если соблюдать ограничения скорости. Первая половина пути — в основном унылые холмы, лишь кое-где оживленные бензоколонками, автостоянками, рекламными щитами и красной черепицей крыш дешевого жилья. Дальше до самого Палмдейла только голая пустыня.
В Палмдейле тоже есть мотели, но для Джоанны Досс это не имело значения. Она ехала в Ланкастер.
Она ехала ночью, когда из окна машины была видна только черная равнина.
Не на чем остановить взгляд. Масса времени для размышлений.
Я представил себе Джоанну, опухшую, терзаемую болью, пассажира в своем катафалке. А тем временем кто-то другой — вероятно, Эрик, я не мог не думать об Эрике — жег бензин на пустынном шоссе.
Ехала.
Вглядываясь в темноту, сознавая, что этой безграничной пустоте суждено быть последним, что она увидит в жизни.
Позволила ли Джоанна себе сомнения?
Разговаривали ли друг с другом двое, находящиеся в машине?
Что ответить матери, когда она просит помочь ей уйти из жизни?
Почему Джоанна так обставила свою собственную казнь?
Я заметил знак, сообщающий, что к услугам путешественников местный аэропорт Палмдейла. Полоска земли, где приземлялся вертолет Ричарда, когда он прилетал, чтобы проследить за ходом строительных работ.
Ричарду так и не удалось заставить жену взглянуть на творение своих рук. Но в последний день своей жизни Джоанна пустились в такую долгую дорогу, чтобы завершить свой путь в том самом месте, которое она так тщательно избегала.
Продлила свою агонию, чтобы оставить Ричарду послание.
«Ты меня осудил. Я плюю тебе в лицо».
Найти мотель «Хэппи-Трейлз» оказалось очень легко. Первый поворот на авеню Джей, затем полмили по Западной Десятой улице. Вокруг много свободного пространства, но экологическая мудрость тут не при чем. Заброшенные пустыри, заросшие сорняком, перемежались мелкими постройками, в наш век слияний и приобретений обрекающими на постоянное беспокойство домовладельцев в маленьких городах.
«Ремонт аккумуляторов», мебельный магазин «На границе пустыни», «Чистящие и моющие средства», «Быстрая стрижка».
Я проехал мимо одного нового супермаркета со стенами «под плитку». На некоторых витринах до сих пор красовались таблички «Сдается в аренду». Один из проектов Ричарда Досса? Очень возможно, если я был прав насчет мотивов Джоанны, поскольку мотель стоял как раз напротив, зажатый между винным магазином и домом с заколоченными окнами, на котором висела выцветшая вывеска «Страховая компания Гудфейт».
Мотель «Хэппи-Трейлз» оказался одноэтажным зданием П-образной формы с десятком номеров. Администрация размещалась в конце левой ноги буквы П. На двери висела вывеска: «Есть свободные номера».
В каждый номер отдельный вход с улицы; двери выкрашены в красный цвет. Только перед двумя стояли машины. Стены здания были грязно-синие, низкая крыша песчано-желтая. Я заметил над ней спираль колючей проволоки. Вдоль западной стены здания проходила дорога, и я поехал по ней, чтобы узнать назначение этой проволоки.
Оказалось, она закреплена на заборе, отделяющем мотель от соседа сзади: стоянки жилых автомобильных прицепов. Древние полуразвалившиеся дома на колесах, белье на веревках, телевизионные антенны. Мою машину облаял облезлый пес.
Вернувшись на улицу, я вышел из машины. Здесь в воздухе уже не чувствовалась свежесть. Температура градусов под девяносто, воздух сухой, пыльный, тяжелый как застарелое напряжение. Я вошел в офис. Одинокий стол в углу, за которым сидел старик, лысый, тучный, с ярко-красным ртом и влажным покорным взглядом. На нем были мешковатая серая футболка и полосатые брюки. На столе перед ним лежала стопка дешевых детективов. В стороне пузырьки из-под лекарств, пипетка и градусник без футляра. Стены обиты сосновой вагонкой, давно потемневшей. В помещении было темно и сыро, а в воздухе стояла гарь, словно какой-то юный пиротехник взорвал самодельную бомбу. Вдоль дальней стены стояли три автомата: один продавал расчески, другой автомобильные карты, а третий, с надписью «Будьте здоровы!», предлагал презервативы.