— Никаких взбитых сливок с вишней, — сказал он. — Мы все утро проторчали рядом с домом Хейзелдена. Нашли садовника — отлично. Хейзелден заплатил ему за месяц вперед. Этот тип понятия не имеет, где сеньор, ему насрать, куда сеньор уехал. Корреспонденция Хейзелдена растет кучей в почтовом отделении Уэствуда, но без санкции прокурора нам ее не дадут. Вы хотите, чтобы мы получили санкцию?
— Да, — сказал Майло.
— Ладно.
— Стив, в чем проблема?
— Нет, никаких проблем.
Корн снова провел пальцем за воротником. Деметри снял очки и вытер их о край спортивной куртки.
— Ребята, не вешайте носы, — бодро произнес Майло. — Хейзелден распорядился оставлять почту до востребования — определенно он смылся. Так что ищите его. Как знать, возможно, это дело будет вашим.
Детективы переглянулись. Деметри перенес свой вес на левую ногу.
— Это при условии, что Хейзелден имеет какое-то отношение к смерти Мейта. Мы это обсуждали и пришли к выводу, что твердой уверенности нет.
— Это еще почему, Брэд?
— Нет никаких свидетельств этого. К тому же, в этом нет смысла. Хейзелден делал на Мейте деньги. Зачем ему убивать курицу, несущую золотые яйца? Мы решили, что Хейзелден устроил себе каникулы — возможно, его расстроило то, что он лишился своей курицы.
— Взял передышку, чтобы спокойно все обдумать, — добавил Майло.
— Точно.
— Диагноз «депрессия». И он решил поправить свое душевное здоровье где-нибудь на солнечном пляже.
Деметри посмотрел на Корна, ища у него поддержки.
— По-моему, разумное предположение, — сказал тот, стискивая зубы.
— Вокруг Мейта поднялась шумиха, возможно, Хейзелдену потребовалось время, чтобы разобраться в происходящем. Признайтесь, у вас нет никаких доказательств, что он в чем-то запачкан.
— Абсолютно никаких, — подтвердил Майло. — За исключением того, что этот стервятник, охотившийся за известностью, вдруг смылся в самый важный момент в жизни.
Молодые детективы молчали.
— Вот и отлично, — сказал Майло. — Так что раздобудьте ордер на выемку почты, посмотрите, не удастся ли вам ознакомиться и с его банковскими счетами. Быть может, найдете агентство путешествий, что подтвердит вашу версию о каникулах.
Новый обмен взглядами.
— Да, конечно, как скажете, — потупился Деметри. — Но мы решили сперва заглянуть в тренажерный зал. Столько времени торчали на улице, не было возможности позаниматься.
— Конечно. А потом выпейте по литру фруктового сока — в нем много витаминов.
— Да, еще, — сказал Деметри. — Эта картина — мы ее только что видели. Если хотите знать мое мнение — настоящее дерьмо.
— Сейчас все разбираются в искусстве, — усмехнулся Майло.
— Что теперь? — сказал я.
— Если эта парочка сможет составить приличный запрос на выдачу ордера, я взгляну на почту Хейзелдена. Но, что более вероятно, мне придется исправлять их грамматические ошибки. А пока я собираюсь проверить художественные галереи и салоны татуировки, выяснить, знают ли там Донни, под его собственным именем или как Толеранса. Раз он выбрал галерею в Санта-Монике, вполне вероятно, что он покинул Голливуд и устроился где-то в Уэстсайде. В Венисе достаточно заброшенных домов, и мне хотелось бы в них заглянуть.
— Ты отдаешь ему предпочтение перед Хейзелденом из-за картины?
— Из-за картины, а также потому, что у Донни были судимости. Но главное, Петра говорила о сочетании тщательной продуманности и психоза — что соответствует твоей гипотезе. А против Хейзелдена у нас пока лишь то, что он смылся. Очень даже возможно, что мои лентяи правы, и мы бегаем за ним напрасно, но пусть они это докажут. — Он встал. — Извини, пора уступить зову природы.
Майло поспешил в туалет, а я воспользовался его телефоном, чтобы узнать, не было ли для меня каких-либо сообщений.
За время моего пребывания в полицейском участке поступили два запроса от судей. Также звонили из конторы Ричарда Досса с просьбой немедленно связаться — это было меньше пяти минут назад.
Секретарша Ричарда — та самая, что вчера разговаривала со мной как со слугой — поблагодарила меня за то, что я ответил так быстро и вежливо попросила меня подождать одну секунду. Не успел ее голос затихнуть, как заговорил Ричард.
— Большое спасибо, — произнес он голосом, который я еще не слышал. Хриплым, дрожащим, неуверенным. Тихим.
— В чем дело, Ричард?
— Я нашел Эрика. Сегодня, в четыре утра, в студгородке. Он никуда не уезжал, просто сидел под деревом в уединенном уголке. Эрик провел там больше суток, но так и не объяснил, в чем дело. Он вообще не желает со мной разговаривать. Мне удалось усадить его в самолет и привезти в Лос-Анджелес. Эрик пропустит все экзамены, но на это мне наплевать. Я очень хочу, чтобы вы его посмотрели. Пожалуйста.
— Стейси об этом знает?
— Я догадывался, что вас будет беспокоить соперничество брата и сестры или как это там называется. Поэтому я спросил у Стейси, не возражает ли она, если вы посмотрите Эрика, и она без колебаний согласилась. Если хотите проверить, я сейчас попрошу ее взять параллельный телефон...
Неестественный голос человека, столкнувшегося с чем-то непреодолимым.
— Нет, Ричард, все в порядке, — заверил его я. — Эрика уже осматривал врач?
— Нет. На нем нет ни единой царапины. Меня беспокоит его психологическое состояние. Давайте как можно скорее займемся этим, хорошо? Это не Эрик. Он всегда был такой... Никогда не терял бодрости духа. Черт побери, мне не нравится, что с ним происходит. Когда мы с вами встречаемся?
— Привозите его сегодня. Но сначала, пожалуйста, покажите его врачу. Мы должны быть уверены, что со здоровьем у него все в порядке.
Молчание.
— Конечно. Как скажете. Вы хотите проверить что-нибудь конкретное?
— Убедитесь, что у него нет травмы головы, лихорадки и острого инфекционного заболевания.
— Хорошо, хорошо — когда?
— Давайте договоримся на четыре часа.
— Сейчас ведь еще нет и двенадцати...
— Если врач закончит раньше, звоните. Где Эрик сейчас?
— Здесь, прямо в конторе. Я оставил его в зале совещаний. С ним одна из моих секретарш.
— Он вам что-нибудь говорил?
— С тех пор как я его нашел, он не произнес ни слова. Сидит молча, как в трансе. Я с ужасом думаю, что то же самое было и с Джоанной. С этого все началось. Она замкнулась в себе.
— Вы трогали Эрика — какой у него мышечный тонус?
— Все в порядке, кататонии нет. Но он смотрит мне прямо в глаза, и я вижу, что его здесь нет. Эрик не желает со мной говорить. Он отгородился от меня стеной, и мне это совсем не нравится. И еще одно: я не хочу, чтобы о случившемся стало известно в Стэндфорде. Пока в курсе только этот китаец, его сосед по общежитию, и я объяснил ему, что в наших общих интересах не болтать языком.