— Сюда.
Войдя в мой кабинет, он остался стоять посреди комнаты.
— Эрик, я прекрасно понимаю, что вы не хотели сюда приезжать. Так что если...
— Нет, я хотел встретиться с вами. — Изо рта купидона раздался голос взрослого мужчины. Баритон Ричарда, в данном случае еще более неуместный. Эрик потер шею. — Я заслужил все это сполна. Я просто затрахался. — Он принялся теребить пуговицу рубашки. — Абсурдно, правда? То слово, которое я только что произнес. Мы используем слово «трахать» в уничижительном значении. Самое прекрасное действие, существующее в природе, а мы нашли ему такое применение. — Эрик устало улыбнулся. Прокрутите свой файл назад и отметьте: я дисфункционален. А теперь вы должны спросить, в чем именно это проявляется.
— В чем именно это проявляется?
— По-моему, ваша работа как раз и состоит в том, чтобы это выяснить.
— Точно, — подтвердил я.
— Клевая у вас работенка, — заметил Эрик, оглядывая кабинет. — Не нужно никакого оборудования, только ваша душа встречается в поисках озарения с душой пациента в великой эмоциональной пустыне. — Он едва заметно улыбнулся. — Как видите, я прослушал курс введения в психологию.
— И вам это понравилось?
— Хороший отдых от холодного безжалостного мира спроса и предложения. Однако одно обстоятельство меня очень смутило. Ваш брат психолог делает большой упор на правильном функционировании организма и дисфункцию, совершенно не обращая внимания на вину и искупление.
— Вам такой подход кажется бесполезным? — спросил я.
— Он слишком неполный. Чувство вины — это добродетель; быть может, главная добродетель. Только задумайтесь: что еще может побуждать нас, двуногих, сдерживаться и вести себя надлежащим образом? Что еще не дает обществу скатиться во всеобщий беспорядочный хаос?
Закинув левую ногу на правую, Эрик расслабился. Использование громких эпитетов подействовало на него благотворно. Я представил себе, как его первые не по годам умные замечания встречались в семье сначала всеобщим недоумением, затем одобрением. После очередного триумфа от вундеркинда начинали требовать их все больше и больше.
— Чувство вины — это добродетель, — повторил я.
— А какие еще существуют добродетели? Что позволяет нам оставаться цивилизованными людьми? Если, конечно, мы действительно цивилизованные люди. Что еще под большим вопросом.
— Существует несколько степеней цивилизованности, — заметил я.
Эрик улыбнулся.
— Вероятно, вы верите в альтруизм как во что-то отвлеченное. Добро, которое творят ради самоудовлетворения. Я же считаю, что жизнь в основе своей зиждется на парадигме страха перед ответственностью: люди совершают те или иные поступки, чтобы избежать наказания.
— К такому заключению вас подвел личный опыт?
Он откинулся на спинку кресла.
— Ну-ну-ну, вам не кажется, что это чересчур прямой вопрос, особенно если учесть, что я не пробыл здесь и пяти минут, — к тому же, скажем так, явился сюда не совсем по своей воле?
Я промолчал.
— Если будете на меня давить, я отвечу вам так же, как ответил отцу, когда он случайно набрел на то место, где я занимался медитацией.
— То есть?
— Уйду в свою раковину — кажется, у вас это называется избирательной немотой.
— Хорошо хоть немота будет «избирательной».
Эрик непонимающе посмотрел на меня.
— Что вы хотите сказать?
— То, что вы полностью контролируете себя.
— Вот как? А разве то, что называют «свободной волей», существует?
— А если ее нет, зачем нужно чувство вины, Эрик?
Он на мгновение нахмурился, но тотчас же улыбкой стер с лица озабоченность.
— Ага! — Он снова принялся теребить пуговицу мятой рубашки. — А вы, я вижу, философ. Наверное, член Лиги плюща. Дайте-ка взгляну на ваши дипломы... О, извините, вижу, вы из глубинки?
— Со Среднего Запада.
— Родились и росли среди коров и кукурузы, но тем не менее стали философом — это что-то в духе «Ужина с Андре».
— Ваш любимый фильм? — спросил я.
— Фильм неплохой, несмотря на то, что там очень много болтают. Но все же мне больше по душе «Смертельное оружие».
— Вот как?
— Примитивность имеет свои плюсы.
— Потому что жизнь слишком сложна?
Эрик начал было отвечать, но тут же умолк и, снова посмотрев на мои дипломы, погрузился в изучение ковра на полу. Мы помолчали. Наконец он поднял взгляд.
— Берете меня измором? Тактика номер тридцать шесть Б?
— Нам торопиться некуда, — сказал я.
— В вашем ремесле без терпения не обойтись. Из меня психолог получился бы никудышный. Мне говорили, я не умею общаться с дураками.
— Кто говорил?
— Все. Отец. Он говорил это как комплимент. Отец гордится мной и выставляет свое отношение напоказ — вот вам и пример конструктивного чувства вины.
— А в чем он чувствует себя виноватым? — спросил я.
— В том, что он теряет контроль. Воспитывает детей, в то время как мы все трое прекрасно понимаем, что отец предпочел бы летать по всей стране, скупая недвижимость.
— В данном случае ему приходится считаться с обстоятельствами.
— Ну, — верхняя губа изогнулась дугой, — отец не всегда поступает рационально. С другой стороны, разве про кого-нибудь это можно сказать? Для того чтобы понять корни его чувства вины, необходимо заглянуть в его прошлое — вы этим занимались?
— Почему бы вам меня не просветить?
— Отец в буквальном смысле сделал себя сам. Сливки иммигрантского сброда. Его отец приехал из Греции, мать родилась на Сицилии. У них была бакалейная лавка в Байонне, штат Нью-Джерси. По-моему, от одного этого пахнет оливками, да? В том мире семья это мамочка, папочка, детишки, виноградная лоза, изжога после обеда — обычное наследство Средиземноморья. Но папочка, обзаведясь собственной семьей, не держался за мамочку — он не спас свою жену.
— Это было в его силах?
Заливаясь краской, Эрик сжал кулаки.
— А я знаю, мать вашу? Зачем задавать такой вопрос, если на него в принципе не может быть ответа? И почему вообще я должен отвечать на веши вопросы? — Он бросил взгляд на дверь, словно решая, не спастись ли ему бегством. — Какой в этом смысл?
Он ссутулился, сполз вниз.
— Этот вопрос вам очень неприятен, — сказал я. — Вам его уже кто-то задавал?
— Нет, — быстро ответил Эрик. — И какое мне дело до этого кого-то, мать твою? Какое, мать твою, мне дело, мать твою, до этого долбанного прошлого? Главное — это то, что происходит сейчас... Не обращайте внимания, все равно обсуждать это бесполезно. И не торжествуйте по поводу того, что я при первой же встрече продемонстрировал такие бурные эмоции. Если бы вы меня хорошо знали, вы бы поняли, что это все пустяки. Я состою из чувств. То, что я думаю, я сразу же высказываю вслух. Что на уме, то на языке. Если у меня будет настроение, я изолью душу первому встречному, мать его, так что не радуйтесь раньше времени.