— Не понимаю, — сказала Ирма.
— Когда мы наняли этого адвоката — abogado…
— Не в этом дело, — перебила Ирма. — Я не понимаю, почему Айзек у нас такой. Я не умная, Исайя не умный, два других ребенка тоже не умные.
Доктор Мэрилин задумалась. Откусив кусочек, отложила тост в сторону.
— Вы достаточно умны, моя дорогая.
— Не так, как Айзек. Он очень быстрый, Айзек. Ходит быстро, говорит быстро. В восемь месяцев говорит «папа», «мама», «горшок». Два других брата в четырнадцать, пятнадцать месяцев…
— В восемь месяцев? — удивилась доктор Мэрилин. — О господи! Поразительно. Даже Джон до года не произнес ни слова.
Она откинулась на спинку стула и задумалась, затем подалась вперед и взяла в ладони руку Ирмы.
— Понимаете, какой дар вы получили? Представляете, что может сделать такой человек, как Айзек?
Ирма пожала плечами.
Доктор Мэрилин встала, закашлялась и пошла к телефону, висевшему на стене кухни.
— Я намерена позвонить этой глупой директрисе. Так или иначе, мы доберемся до истоков этого безобразия.
Доктор Мэрилин выступила против школьной бюрократии, но результат был тем же, что и у Ирмы.
— Поразительно, — воскликнула она. — Эти люди — безмозглые кретины.
Она подключила доктора Сета, и они обратились к Мел-вину Погу, старшему преподавателю частной школы-интерната Бертона. В свое время Джон, Брэдли и Элизабет Латтимор получили там почти по всем предметам высшие отметки.
Момент оказался как нельзя более удачным. Школа Бертона находилась под огнем критики некоторых прогрессивных выпускников. Они упрекали учебное заведение за то, что оно имеет дело исключительно с элитой, и хотя планы демократизации существовали, никаких шагов для их реализации не делалось.
— Этот мальчик, — заявил доктор Пог, — кажется, нам подходит.
— Он исключительно умен, — подхватил доктор Сет. — Хороший парень из религиозной семьи. Тяга к знаниям необычайная. Не хотелось бы ее задавить.
— Да, да, конечно, доктор Латтимор.
В верхнем ящике письменного стола Пога лежал чек, только что подписанный Латтимором. Сумма за обучение внесена целиком за год.
— Умный — это хорошо. Религиозный — это хорошо… Католик, вы говорите?
Айзек приехал в школу на Третьей улице возле площади Маккадден. Оказалось, она в нескольких минутах пешего хода от особняка Латтимора. Мальчик надел лучшую одежду, в которой ходил в церковь, побывал в парикмахерской. Школьный психолог устроил ему проверку, предложив множество тестов, и объявил, что ученик превзошел все стандарты.
Доктор Мелвин Пог назначил встречу с Ирмой, ее мужем Исайей Гомесом и их сыном. На встрече присутствовали также ассистент Пога, Ральф Готфрид, председатель комиссии факультета и Мона Хорнсби, старший администратор. Все люди крупные, бело-розовые, улыбающиеся. Говорили быстро, и когда родители переставали понимать, Айзек переводил.
Неделю спустя его перевели в школу Бертона, в седьмой класс. Вдобавок Айзеку даровали еще одну радость — позволили читать в кабинете Мелвина Пога. Стены там — с пола до потолка — заставлены книгами.
Счастливым и непослушным братьям, учившимся в бесплатной школе, все это казалось странным: и форменная одежда школы Бертона с дурацкими синими штанами со складками, белой рубашкой, зеленовато-голубым пиджаком и полосатым галстуком, и то, что утром Айзек уезжал на автобусе вместе с мамой, и то, что целый день якшался с англо-американцами. Мальчики занимались спортом, но никогда не слышали о хоккее на траве, водном поло, сквоше. О теннисе они имели представление, но знали, что для них это недоступно.
Когда они приступили с расспросами к Айзеку, он сказал: «Все нормально», постарался не дать волю эмоциям. Ни к чему им чувствовать собственное бесправие.
На самом деле все было гораздо лучше, чем «нормально», сказать по правде, все было сказочно. Впервые в жизни он почувствовал, что его пытливому уму позволено свободно расти туда, куда вздумается. Несмотря на то, что другие учащиеся школы смотрели на него как на маленькую темнокожую диковину, так что Айзек часто ощущал свое одиночество. Но ему нравилось быть одному. Его сознание жадно впитывало запах сухих кожаных переплетов и бумаги в кабинете Мелвина Пога, и этот запах казался ему благоуханным, как материнское молоко. Он проглатывал книги, делал примечания, которых никто не читал, оставался в школе, когда все уже расходились по домам. Набрав полную сумку книг, ждал, когда придет за ним Ирма, и они отправлялись в долгий обратный путь.
Иногда мама спрашивала его, что он учит. Обычно в автобусе она дремала, а Айзек читал. Ему хотелось узнать об удивительных, странных явлениях, других мирах, других галактиках. В одиннадцать лет он сознавал бесконечность мира.
К двенадцати годам он обзавелся несколькими приятелями. Мальчики приглашали его в свои великолепные дома, хотя он не мог ответить им тем же. Его квартира была чистой, но маленькой, а Юнион-дистрикт — мрачным, опасным районом. Даже не спрашивая, он знал, что родители учеников из школы Бертона не позволят своим отпрыскам ехать в такое место.
Он привык к двойной жизни: днем прекрасные дома Бертона, изумрудные поля для спортивных игр, а ночью стрельба, крики и громкие звуки сальсы под окнами крошечной спальни, которую он делил со своими братьями.
По ночам он много думал о различиях между людьми. Богатые и бедные, белые и черные. Думал о преступлениях, об их причинах. Есть ли в мире справедливость? Разве Бог не интересуется жизнью каждого человека?
Иногда думал о матери. Она тоже ведет двойную жизнь? Может, когда-нибудь они об этом поговорят.
К четырнадцати годам он улыбался и говорил, как настоящий ученик школы Бертона. Айзек одолел программы по математике и биологии, прослушал расширенный курс истории. Четырехлетнюю программу прошел за два года. В пятнадцать получил диплом с отличием. Как особо одаренного, его зачислили студентом в университет Южной Калифорнии.
Именно там он решил стать врачом, получил высшие оценки по биологии и математике. Университет хотел оставить его у себя. Ему выдали диплом с отличием и избрали членом «Фи Бета Каппа» . В девятнадцать он поступил в медицинский колледж.
Родители ликовали, а Айзек испытывал сомнения.
Четыре года лекций, без перерыва. Все происходило слишком быстро. В глубине души он знал, что не созрел для того, чтобы брать на себя ответственность за жизни других людей.
Он подал заявление и получил академический отпуск.
Отпуск для Айзека означал занятия в области эпидемиологии и биостатистики. К двадцати одному году он выполнил все курсовые работы, получил звание магистра и начал трудиться над докторской диссертацией.
«Отличительные и предсказуемые характеристики раскрытых и нераскрытых убийств в Лос-Анджелесе с 1991 по 2001 г.».