Костас присвистнул.
— Выглядит как канделябр, только очень большой.
— Менора, — сказал О'Коннор, едва скрывая возбуждение. — Наиболее чтимый символ иудаизма. В Иерусалимском храме меноре было отведено самое почетное место. Она олицетворяет свет Божий и восходит к древней символике Древа жизни о семи ветвях. После Ковчега Завета менора Иерусалимского храма — самое священное сокровище иудеев.
— А каков ее возраст? — спросил Костас.
— Некоторые считают, что менора Иерусалимского храма — тот самый светильник, что освещал передвижное святилище, построенное Моисеем по повелению Господа, когда Господь наставлял его на горе. По раввинскому преданию, Бог, явившись Моисею, показал ему менору в пламени священного огня, и огонь этот походил на сияние чистого золота. Первое письменное упоминание о меноре — в Ветхом Завете. В книге Исход Господь повелевает Моисею построить святилище, предтечу Святое Святых, возведенной царем Соломоном почти за тысячу лет до прихода в Иерусалим римских завоевателей. Повелевает Господь Моисею сделать и менору. — О'Коннор закрыл глаза и процитировал: «И сделай светильник из золота чистого. Шесть ветвей должны выходить из стебля его; три ветви светильника из одного бока его, и три ветви светильника из другого бока его. И сделай к нему семь лампад и поставь на него лампады его, чтобы светили на переднюю сторону его. Из таланта чистого золота пусть сделают его».
— Из таланта чистого золота. — Костас задумчиво потер подбородок. — А чему равен талант?
— Согласно Библии, талант равен примерно тридцати четырем килограммам или семидесяти пяти фунтам, — ответил О'Коннор. — Но не стоит руководствоваться этим соотношением. Талант у евреев являлся самой большой мерой веса, обычно применявшейся для металлов. Вполне вероятно, что в Ветхом Завете слово «талант» используется в фигуральном значении, чтобы подчеркнуть большой вес того или иного предмета.
— Менору несут по меньшей мере десять солдат, — сказал Костас, вглядываясь в изображение на экране. — Похоже, что ширина ее основания не менее метра, а основание — золотое, как и сама менора. Если предположить, что этот рельеф нанесли на арку в первые десять лет после окончания Иудейской войны, то, вероятно, мастер, его исполнивший, видел менору собственными глазами и не отклонился от истины. На мой взгляд, на изготовление семисвечника ушло триста пятьдесят фунтов чистого золота. По нынешнему курсу это несколько миллионов долларов.
— Менора бесценна, — сказал О'Коннор. — Она — символ иудаизма, достояние нации. Ее ценность нельзя измерить деньгами.
— Это, конечно, правильно, — произнес Джереми. — По викингов не заботило чужое национальное достояние. Костас прав, ценность меноры можно измерить и деньгами, тем более что она сделана из чистого золота, а на родине викингов золота не было, и оно, несомненно, пользовалось большим спросом. Триста пятьдесят фунтов золота могли сделать Харальда Хардрада царем и богом во всей Скандинавии. Если у викингов имелся хотя бы малейший шанс завладеть таким большим золотым изделием, они бы его не упустили. Замените римлян на викингов, и вы сможете представить себе драматическое событие, произошедшее тысячи лет назад в бухте Золотой Рог.
— Возможно, такое событие и вправду произошло, — сказал Джек. Пока Джереми излагал свою точку зрения, он кивал головой. Аспирант Марии нравился ему все больше и больше. — Но прежде мы должны выяснить, каким образом менора попала из Рима в Константинополь.
Получасом позже Джек вместе с Марией и Джереми стоял перед зданием, расположенным поблизости от реки и напоминавшим ангар. О'Коннор попросил разрешения ознакомиться с базой данных Международного морского университета, и тогда Джек, чтобы занять Марию и Джереми, решил показать им технику ММУ. Они подошли к инженерному корпусу как раз вовремя: дверь главной погрузочной площадки откатилась в сторону, и Джек вместе со своими гостями увидел диковинный аппарат, установленный на грузовике с открытой платформой.
— Мое последнее детище, — раздался изнутри голос Костаса. — Заходите, продемонстрирую.
Костас ушел из офиса, как только О'Коннор углубился в свое занятие, и теперь распоряжался рабочими, находившимися в ангаре. Его помощник успел покрыться свежими пятнами машинного масла. Ангар был забит творениями конструктора. Одни являли собой законченные машины и аппараты, другие — экспериментальные образцы, а третьи находились, так сказать, еще в зародыше, заявляя о себе чертежами на кульманах. Здесь же был успевший побывать в деле глубоководный антропоид, который спас Джека после крушения «Морского странника» полгода назад. По обеим его сторонам покоились акваходы, автономные подводные аппараты, рассчитанные на одного человека, с помощью которых Джек вместе с Костасом впервые увидел заросшие илом стены загадочной Атлантиды; их металлические корпуса сохраняли желто-зеленый цвет, приобретенный в сероводородной пучине Черного моря.
Джек вместе с гостями вошел в а шар и стал пробираться к Костасу, стараясь не стукнуться о загромождавшие проход различные аппараты и механизмы. Костас выключил генератор, заполнявший ангар оглушительным тарахтением и, обращаясь к Марии и Джереми, произнес:
— Машину вроде той, что на этом грузовике, вы уже видели. Мы вам демонстрировали ее на экране компьютера. Я имею в виду «Хорек», который ведет раскопки на дне Черного моря, углубляясь до нужных нам средневековых донных пластов. У этой машины аналогичное назначение. Правда, я не дал ей еще названия.
— Можно взглянуть?
Джереми вытянул шею и стал вглядываться в передок аппарата. Хмыкнув, он наклонился и, нимало не заботясь о том, что пачкает свою куртку, заглянул под салазки, на которых покоилась диковинная машина. Затем сдвинул очки на лоб и, взглянув на Костаса, заключил:
— Эта машина колет лед.
— Прекрасно, — Костас одобрительно поднял брови и подмигнул Джеку. — Что еще скажете?
— Полагаю, машина снабжена сверхчувствительным нагревательным элементом, использующим полупроводники, возможно, в керамической матрице. А вот та коробка похожа на лазер с высокой энергией излучения.
— Для историка просто великолепно, — похвалил Костас. — Джереми, вы выбрали не ту специальность.
— Я мог бы пойти и по инженерной стезе, но меня больше привлекают история и лингвистика, — смущенно ответил молодой человек.
— И все-таки, полагаю, выдали маху, — шутливо произнес Костас. — Из вас бы получился превосходный конструктор.
Джереми уныло взглянул на машину и затоптался на месте. Все рассмеялись.
— Я не согласна, — вмешалась Мария. — Джереми нашел себя и в истории, и в лингвистике. Не сбивайте его с пути.
Костас похлопал Джереми по спине, перевел взгляд на Джека и произнес, перейдя на серьезный тон:
— Сегодня мы отправим эту машину транспортным самолетом в Гренландию. Четверть часа назад мне звонил Джеймс Маклауд. Он сказал, что ледовая обстановка удовлетворяет необходимым условиям. Однако следует торопиться: лед может подтаять. Я вылетаю в Гренландию завтра утром, чтобы разобраться во всем на месте. Джеймс также упомянул, что разговаривал с местным жителем, стариком, который утверждает, что видел вмерзшее в лед корабельное дерево. По мнению Джеймса, это могут быть следы экспедиции, предпринятой европейцами перед Второй мировой войной. Он настаивает на том, чтобы ты поговорил с этим стариком, и как можно скорее, ибо этот абориген, как считает Маклауд, дышит на ладан. Может, ты на время отложишь возвращение в бухту Золотой Рог и слетаешь в Гренландию?