Рядом и чуть позади него встал Саша. К ним тут же подплыли прикормленные утки и в ожидании угощения стали неспешно фланировать вдоль берега.
– Помимо симпатии к вам, у меня есть шкурный интерес – сохранить вас живым и восстановить отношения, – негромким, ровным голосом говорил Игорь Леонидович. – С вашим новым статусом мы многое могли бы сделать. На паритетной основе, естественно.
Эта тема Белову была абсолютно не интересна. Он скептически хмыкнул и спросил:
– Так в чем проблема?
– У вас слишком много врагов, Александр Николаевич. Со дня на день вас сольют, – жестко произнес Введенский. – Немедленно откажитесь от ответных действий и дайте всем знать об этом. Если вы не готовы к таким шагам, скройтесь и хорошенько все взвесьте.
«И этот туда же!..» – с раздражением подумал Саша. Он все уже решил, и больше не допускал и тени сомнения в правильности своего выбора.
Введенский тем временем достал из кармана булочку и, отщипывая от нее кусочки, стал кормить нетерпеливых уток. Глядя на суетливых и жадных птиц, Белов вдруг вспомнил другую утку – аппликацию на махровом полотенце Тамары. Снова в груди возникла ноющая тяжесть, он стиснул зубы и исподлобья взглянул на фээсбэшника.
– До чего тупые птицы! – с неожиданной злостью сказал Белов и, отбросив дипломатические хитрости, сразу же спросил то главное, ради чего он сюда приехал: – Вы случайно не в курсе, где Максим Карельский?
Настал черед задуматься Введенскому. Он прекрасно понимал – раз Белов задал этот вопрос, значит, он все уже для себя решил. Он пойдет до конца, и никакие самые здравые и самые логичные аргументы его уже не остановят. Подполковнику было искренне жаль этого неплохого, в сущности, парня, но, в то же время, ему стало ясно – повлиять на его судьбу он, увы, уже не сможет. Игорь Леонидович нахмурился и неохотно ответил:
– Он жив. Это человек Каверина. Володя вербанул его, когда еще ходил в форме. Карельский – бывший функционер спецуры ГРУ. Потом уволился, занялся рэкетом и засыпался на убийстве одного чеченского туза. А Каверин это дело размотал и прихватил его за жабры.
– Черт… – покачал головою Саша. – Он у меня пять лет работал.
– Вашей вины тут нет. Это невозможно было просчитать. Очень мощная длинная схема.
Они помолчали, думая каждый о своем.
– Завтра похороны, – задумчиво произнес Белов. – Мне надо их провести.
– Имейте в виду, – предупредил Введенский, – счет идет на часы.
– Да, счет идет на часы… – согласился Саша. Подумав, он вытащил из кармана и протянул подполковнику компьютерную дискету.
– Игорь Леонидович, здесь материалы по моему Фонду и все, что я знаю хорошего о господине Зорине, – пояснил он. – Свалите козла, он того заслужил. Прощайте.
Игорь Леонидович услышал за спиной частые, постепенно затихающие шаги. Он обернулся – Белов, упрямо опустив лобастую голову, стремительно шагал вдоль древней монастырской стены.
Уже не таясь, Введенский смотрел ему вслед и вдруг с острой, саднящей тоской понял: этот человек – не жилец на этом свете. И еще об одном ему неожиданно подумалось – вполне возможно, что когда-нибудь потом ему, подполковнику Введенскому будет не хватать бандитского авторитета – Саши Белого.
От Новодевичьего монастыря Шмидт отвез Сашу на дачу к Киншакову. Там он пробыл недолго – меньше часа, а весь оставшийся день Белов провел в офисе Фонда, занимаясь делами – теперь уже совершенно сознательно и целенаправленно.
Вечером они со Шмидтом поехали в морг. Посредине просторной, светлой комнаты стояли четыре открытых гроба. За ними, у стены были прислонены крышки с позолоченными крестами. Переступив порог, Саша замер и перекрестился. Рядом, с кожаным дипломатом в руке, остановился Шмидт.
Подавив рвущийся из груди вздох, Саша медленно подошел к гробам.
Космос…
Свесив голову, Саша смотрел в его белое, словно мраморное, лицо. В его памяти, наслаиваясь одна на другую, роились бесчисленные картинки их прошлого. Отныне только это и оставалось – память… Не повернув головы, он протянул руку Шмидту. Тот открыл портфель и подал ему новенький ТТ. Саша отогнул край савана и вложил пистолет в мертвую руку друга.
Пчела…
И снова белое, неуловимо изменившееся лицо, снова воспоминания, снова тяжелый ком, застрявший в горле… И тягостное, непреходящее чувство вины, которую уже никогда не загладить… Шмидт подал второй пистолет, и Саша вложил его в руку Пчелы.
Фил…
Его не было с ними больше года. Казалось бы, смириться с потерей Фила должно было бы проще, но – нет… Ведь он только-только начал выкарабкиваться, он боролся за свою жизнь, рвался к ней изо всех своих сил… В глазах Белова заблестели слезы, он протянул руку Шмидту и третий пистолет лег в холодную, безжизненную ладонь Фила.
Тамара…
Безвинная жертва. Уж она-то не сделала ничего плохого ни иуде Максу, ни шакалу Каверину. Она вообще, кажется, никогда и никому не вредила. Кроткая, приветливая, добрая Тамара… Ее прирезали только за то, что она была знакома с Беловым. Саша накрыл ее узкую ладошку своею рукой.
– Прости, Томочка… Прости… – он шмыгнул носом, но все-таки сумел сдержаться.
Он еще несколько минут неподвижно стоял и поочередно смотрел на друзей, словно стараясь как можно лучше запечатлеть в памяти их мертвые лица. Потом перекрестился и направился к дверям, где его поджидал безмолвный Шмидт.
– Проследи, чтоб стволы прикрыли… – прошептал ему Белов.
Шмидт кивнул. Саша легонько подтолкнул его к дверям и вышел следом, не обернувшись. Дверь за ними бесшумно закрылась.
Мертвые остались одни – в тишине, под мягким, идущим словно ниоткуда, светом.
Настал день похорон. День, который должен был перевернуть Сашину жизнь. Если, конечно, ему удалось бы ее сохранить.
Против ожидания, всю ночь накануне Белов спал как убитый. На душе у него было спокойно, так, словно все, что он задумал, уже было сделано и сделано успешно. Главное осталось позади – мучительное решение было принято, все было продумано до мелочей и самым тщательным образом подготовлено.