Виктор Алексеевич Гордеев внимательно слушал Настю. После перенесенной на ногах болезни он выглядел плоховато, под глазами собрались мешки, блестящую лысину то и дело покрывала испарина, появилась небольшая одышка. Но он привычно не обращал внимания на недомогание и был все тем же упругим Колобком, энергичным и требовательным.
Настя провела в его кабинете уже почти час, докладывая ему о ходе работы по четырем наиболее сложным на сегодняшний день делам. Она ни в одном из них не принимала непосредственного участия, но именно ей было поручено собирать воедино всю разрозненную информацию по этим делам, анализировать ее, выдвигать версии, придумывать способы наиболее быстрой и эффективной их проверки, тщательно оценивать вновь поступающие сведения и отсекать те версии, которые не подтверждаются. Такой стиль работы был в свое время придуман самим Колобком, и именно для этой функции он взял на работу Анастасию Каменскую, в то время совсем молоденькую, только начавшую свою милицейскую карьеру в одном из районных управлений внутренних дел. Его удивила тогда неутомимая способность этой девчушки к кропотливой аналитической работе, а также несвойственная большинству людей широта мышления, позволявшая Насте выдвигать самые неправдоподобные версии и находить им самые невероятные объяснения. Над ее дикими гипотезами открыто смеялись, а Гордеев ради любопытства проверил одну из них, удовлетворенно хмыкнул и тут же запросил ее личное дело…
– Виктор Алексеевич, мне кажется, что я могу добыть информацию об убийстве милиционера у метро «Таганская», – осторожно начала она, покончив с официальной частью беседы.
Гордеев снял очки и сунул дужку в рот, что означало высшую степень внимания и готовность к продолжению работы.
– Это касается людей, которых дал тебе твой любезный друг Денисов? – недовольно спросил он.
– И да, и нет. С их помощью я обнаружила человека, который мог видеть или знать что-нибудь важное. Но человек этот к ним никакого отношения не имеет, он сам по себе. В двух словах ситуация выглядит следующим образом: если он ничего не знает, то тут, увы, дальше дороги нет, а если знает, то ни за что не скажет нам об этом, потому что сам собирается убить того, кто застрелил Костю Малушкина. В первом случае мы ничего сделать не можем, во втором – скорее всего тоже. Но нужно пробовать. Я сегодня была в 37-м отделении, говорила с сотрудниками, которые занимаются убийством Малушкина. У них – полный ноль, ни одной зацепки, ни одного следа. Но они, честно признаться, мне не очень понравились. Если отдать им человека, который может что-то знать, они все испортят, а пользы не будет. Они с ним не справятся.
– Хм, а ты, выходит, справишься?
– Боюсь, что и я не справлюсь. Только если вы мне поможете…
– Допустим. У тебя есть конкретный план?
– Пока нет. Мне нужно узнать об этом человеке как можно больше, чтобы было из чего делать основу под план.
– Где находится дело об убийстве Малушкина?
– В прокуратуре округа. Следователь Болдырев. Виктор Алексеевич, убийство милиционера вряд ли раскроют. Никто не видел, как он ушел с поста, никто не знает, с кем и зачем он ушел и как попал на стройку. Этого и я не знаю, но я догадываюсь, почему его убили. Только догадываюсь, доказательств у меня нет. И о том, кто его убил, я тоже только догадываюсь, но тот человек, о котором я вам говорю, мог видеть, с кем Костя вышел из метро и пошел на эту чертову стройку. Его показания могут стать доказательством, и это – единственное доказательство, которое мы в принципе можем получить по этому делу. Весь фокус состоит в том, чтобы добиться от него показаний.
– Хорошо, – кивнул Колобок. – Я подумаю, что можно сделать. Но мне все это не нравится, Анастасия. Во-первых, мне не нравится твоя самодеятельность. Во-вторых, мне не нравится твое недоверие к сыщикам из 37-го отделения. Ты должна им помогать, если у тебя открылась такая возможность, а не тянуть одеяло на себя.
Настя уже собралась было рассказать начальнику о возможности раскрыть три давних убийства, но почему-то промолчала. Это выглядело бы так, будто она оправдывается.
– Вообще во всей этой истории я тебя не одобряю, – продолжал между тем Гордеев, – но я считаю, что ты должна учиться на своих ошибках сама, а не с моей помощью, только тогда из тебя выйдет толк. Если ты уверена, что никогда в будущем не раскаешься, что пользовалась услугами Денисова, – что ж, действуй. Только потом, когда он через какое-то время возьмет тебя за горло и потребует ответной услуги, не беги ко мне жаловаться. Я тебя предупреждал. Если ты уверена, что можешь сделать то, чего не могут ребята с территории, – валяй, я тебе помогу. Но если окажется, что ты все сделала неправильно, а те ребята смогли бы это сделать лучше и эффективнее, – пеняй на себя. Перед начальством я тебя, конечно, прикрою, но сам поговорю с тобой уже по-другому.
– Я все понимаю, Виктор Алексеевич, – удрученно сказала Настя.
– Ну, коли понимаешь, тогда начинай. Я тебя слушаю.
Настя провела в кабинете начальника еще какое-то время и вышла от него совсем подавленная. Точные вопросы и безжалостные оценки Гордеева еще больше заставили ее усомниться в своих возможностях. И зачем только она все это затеяла? И зачем к ней пришел брат со своими проблемами?
Но она тут же вспомнила о Даше, с которой неизвестно что могло бы случиться, если бы она, Настя, вместе с Бокром не вывела ее из-под удара. И еще она подумала о юном розовощеком Косте Малушкине, убийство которого так и повисло бы в воздухе, если бы не брат Саша со своими проблемами.
В далеком азиатском городе наступила ночь, но в лаборатории работа не прерывалась ни на минуту. График испытаний был чрезвычайно плотным, и, для того чтобы закончить проект, как и было обещано, к 1 января, нельзя было позволять себе ни выходных дней, ни ночного отдыха.
В кабинете руководителя проекта стояла тяжелая тишина: обитые звукоизоляционным материалом стены не пропускали ни звука, а окон в помещении не было. Сам руководитель, толстый, болезненно оплывший человек лет сорока с редкими каштановыми волосами и крупным носом, что-то сосредоточенно писал в блокноте. Нет, никак не получалось закончить работу, если будут по-прежнему продолжаться перебои с поставкой сырья. В ближайшие три-четыре дня можно провести серию испытаний, но если результаты покажут, что нужно делать новый вариант прибора, то без сырья не обойтись, а все запасы кончились. Это означает отсрочку завершения проекта и снижение гонорара. Слишком большая отсрочка влечет еще более крупные неприятности.
Майкл Штейнберг, которого еще совсем недавно звали просто Мишей или Михаилом Марковичем и который все свое детство провел на Западной Украине, во Львове, находился здесь, в Азии, нелегально. У него не было ни паспорта, ни вида на жительство, ни гражданства. Все это ему было обещано, если он вовремя и с хорошим результатом завершит работу над проектом. А если нет – его просто вышвырнут на улицу, предварительно накачав каким-нибудь лекарством, которое сделает его поведение таким, что он быстренько окажется в полиции, а затем в доме для умалишенных. На этом жизнь талантливого ученого Майкла Штейнберга закончится, и начнется бессмысленное существование сумасшедшего без имени, семьи и прошлого. Его предупредили, что если придется принимать против него кардинальные меры, то сделано это будет в стране, где понятие о законности и правах человека весьма эфемерно и приблизительно, так что надеяться на правовую защиту государства ему не придется.