— Юлия Сергеевна? — спрашивает развязный мужской голос.
— Да!
— Передай своему уроду, что у него осталась неделя. Поняла?
— Это кто?
— Конь в пальто! Мы еще позвоним!
Короткие гудки. Женщина меняется в лице, устало садится на диван. Нет, она уже не молода, ей под сорок.
Входит дочь с покупками.
— Мама, можно телефон? — набирает номер. — Макс, я дома. Уже соскучился? Я тоже.
Не слушая этот щебет, Юлия Сергеевна останавливает взгляд на глянцевом журнале „Умный рынок“, принесенном дочерью. На обложке портрет ухоженного мужчины и шапка: „Борис Козлов в бизнесе и дома“. Она листает журнал. Как всегда, мало слов и много фотографий. Вот Козлов ведет совет директоров в роскошном офисе. Вот играет на корте с президентом. Вот ныряет в теплом море цвета свежего тосола (подумав, Кокотов стер это сравнение, но запомнил на будущее). Вот он ужинает при свечах с женой Ксенией…
Юлия Сергеевна закрывает журнал и долго вглядывается в лицо на обложке. Дочь как раз заканчивает разговор.
— Варя, ты стала читать „Умный рынок“?
— Нет, мамочка, просто мне понравилось это лицо. Захотелось взять с собой…
— Чем понравилось?
— Не знаю… Ты что сегодня такая?
— Они опять звонили.
— А где папа?
— Пытается получить кредит в банке.
— Получит?
— Не знаю, не знаю…»
Но тут вновь подала голос тоскующая Сольвейг.
— О, мой рыцарь! Что вы делаете?
— Работаю над синопсисом, — подавляя удушливый восторг, степенно ответил в трубку Кокотов.
— Наверное, я не вовремя?
— Нет, что вы! У меня как раз перерыв… на чай.
— Знаете, я, наверное, сегодня не приеду… — В голосе Обояровой зазвучали трагические ноты. — Придется ночевать в Москве. Мы с Эдуардом Олеговичем пишем новое заявление. Ах, как жаль! Мне с вами так интересно! Но звонил сам Гамлет Отеллович. Они теперь в прокуратуре все за меня. Торопят. Спасибо, спасибо, это все вы, мой спаситель! Как же я хочу отблагодарить вас…
— Ну что вы… — радостно смутился Андрей Львович.
— Я готовлю вам сюрприз.
— Какой?
— Роскошный!
— А все-таки?
— О, не торопитесь, не торопитесь, мой рыцарь, узнаете! До встречи, до встречи, и никогда не забывайте о том, что вы герой моих первых эротических фантазий! Целую, целую, целую…
— До встречи… — обнадеженным эхом повторил автор «Кандалов страсти».
После такого разговора он с четверть часа недвижно сидел, блаженно разглядывая в окошке луну, почти оранжевую, словно утиный желток. Наконец, очнувшись, писодей вернулся к синопсису и даже по инерции написал еще несколько фраз про Костю, который вернулся из банка с отказом и заплакал в отчаянье, но это сочинительство напоминало мучительное выдавливание из пустого тюбика последних миллиграммов пасты. Кстати, неверная Вероника язвила, что после бережливого Кокотова и мыши почистить зубы нечем. А когда Костя ни с того ни с сего набросился на Юлию и грубо овладел ею на полу, писатель понял: с творчеством на сегодня надо завязывать. Прощальные «целую, целую, целую», стремительно и бесчисленно размножаясь, будто опасные космические споры, заполнили все его сознание, вытеснив, изгнав оттуда остальные слова и даже мысли.
Но тут, к счастью, позвонил старик Мотыгин и вывел создателя семнадцати женских эротических романов из мечтательного ступора.
— Слушай, не хочешь больше писать для «Лабиринтов страсти» — не надо. Я понимаю, нельзя всю жизнь оставаться Аннабель Ли. Но есть другое предложение. За две недели надо сгондобить продолжение этой тянучки «Ничего, кроме мозга». Платят фантастически. Половину — под чернильницу!
— Но ведь это же проект Рунина, — возвращаясь на землю, отозвался Андрей Львович.
— Правильно!
— А что же он сам? — спросил Кокотов, унимая в груди щекотливое предчувствие легких денег.
— Он в депрессии, — вздохнул Мотыгин. — Отказался писать. Читатель ждет. Издатель бесится. Мерчендайзеры в панике. Мне поручили сбить бригаду. Пять человек уже есть. Если ты в игре, на твою долю достанется всего восемьдесят страниц. Тьфу! Неделя работы, но деньги большие!
— А что все-таки с Руниным? Влюбился?
— При чем тут это! Ты про Ализонские руны слыхал?
— Не припомню…
— Тогда слушай!
История Владилена Рунина (в дописательстве — Чердынина) напоминала судьбу самого Андрея Львовича. Правда, в отличие от простолюдина Кокотова, происходил Владилен из видного научно-исследовательского клана Чердыниных-Рунге, давшего стране двух академиков, пятерых членкоров, множество докторов, а также нескольких знаменитых диссидентов. Так уж сложилось: талантливые отпрыски клана занимались седой древностью. Не шибко способные ребята химичили помаленьку с новейшей историей: до девяносто первого славили, а после девяносто третьего клеймили большевиков. Ну, а совсем уж неудачные побеги родового древа отходили в правозащитную отрасль.
Высокоодаренный Владилен с университетской скамьи страстно увлекся мертвыми языками и поклялся расшифровать руны побужских ализонов — загадочного арийского народа, упомянутого вскользь отцом истории Геродотом. Руны были начертаны примерно в пятом веке до нашей эры на медной табличке, случайно обнаруженной в 1958 году в Кимрском краеведческом музее во время плановой инвентаризации. С тех пор множество ученых безуспешно бились над загадкой ализонских рун. Считалось, текст содержит сакральные знания, которые, будучи разъяснены, прольют свет на истоки и тайный смысл мировой цивилизации…
Объединив научные усилия со своим другом-однокурсником Сашкой Блиновым, Владилен на несколько лет с головой ушел в праиндоевропейские языковые пучины. И вот после упорных исследований молодые лингвисты пришли к смелому выводу: первое слово загадочного текста есть не что иное, как обращение, вроде нашего «Внимание!» или «Не проходите мимо!» Это яркое открытие легло в основу двух блестящих кандидатских диссертаций, и перспективных соавторов пригласили в штат Института лингвистических исследований (ИЛИ), где под пуленепробиваемым стеклом хранилась легендарная медная дощечка. Получая хорошее жалованье и регулярно выезжая за рубеж на научные конференции, друзья засели за докторские. Вскоре Чердынин женился на милой аспирантке Даше, получил трехкомнатную квартиру (дополнительные 20 кв. метров полагались за степень) и без промедления стал счастливым отцом, не переставая при этом биться над расшифровкой рун.