С Гордеевым она встретилась в вестибюле. Он заметно нервничал.
– Ты понимаешь, куда и зачем мы идем? – вопрошал он, пока они шли по длинному, покрытому ковровой дорожкой коридору. – Мы идем к серьезному человеку и собираемся предъявить серьезное обвинение Институту, который он курирует. Без сильных доказательств в руках нам здесь делать нечего, мы будем смешно выглядеть.
– Ну и пусть, – беззаботно отвечала Настя. – Пусть над нами посмеются, зато мы получим ответы на наши вопросы и по крайней мере будем уверены, что того кошмара, который я придумала, нет и в помине. По-моему, это лучше, чем сомневаться. Нет?
– Нет, – резко ответил Колобок, отыскивая глазами нужную им дверь. – Я, дорогая моя, уже не в том возрасте, чтобы выставлять себя на посмешище. У нас, между прочим, свобода печати, и завтра в газетах может появиться фельетон о том, какие безграмотные люди работают на Петровке и охраняют покой доверчивых москвичей. Мол, в школе мы все плохо учились и элементарного курса физики не знаем. Зато по литературе у всех были сплошные пятерки и все дружно читают научную фантастику. Ты не забыла, сколько мне лет?
– Скоро пятьдесят пять.
– Именно. И если ты, поганка мелкотравчатая, меня подставила, я тебе голову отверну. Поняла?
– Поняла, Виктор Алексеевич. Голову отвернете.
– Нам сюда. Заходи.
В приемной сидела злобная девица с крысиным лицом. При виде Гордеева и Насти она только слегка приподняла голову с прилизанными волосами и уставилась на них, не говоря ни слова.
– Николай Адамович назначил нам на 10.30, – вежливо произнес Гордеев.
Девица молча поднялась и вошла в обитую красным дерматином дверь. Через полминуты она вернулась и так же молча встала у открытой двери, держась за ручку. Видимо, это означало приглашение войти.
Николай Адамович Томилин встретил гостей весьма радушно, усадил в кресла, предложил чай или кофе. Гордеев от угощения отказался, а Настя попросила кофе.
– Я внимательно вас слушаю, – борясь с астматической одышкой, сказал Томилин. – Что могло привести такую очаровательную женщину в наше скучное научное министерство?
– Николай Адамович, – начала она, – не было ли в Институте, который вы курируете, научных разработок, направленных на создание излучения, благотворно воздействующего на нервно-психическую сферу человека?
– Откуда такой странный вопрос? – заколыхался всем своим тучным телом Томилин, что, видимо, должно было знаменовать собой смех. – С каких пор уголовный розыск интересуется научной проблематикой, связанной с электромагнитными излучениями?
– Я объясню, откуда взялся наш интерес к Институту.
Она достала карту и в нескольких словах обрисовала картину преступности на территории двух разноцветных эллипсов. Разумеется, ни о Войтовиче, ни о краже дела, ни о Галактионове не было сказано ни слова.
– Мы столкнулись с этим необъяснимым явлением в процессе анализа годовых данных о преступности. Знаете, обычная ежегодная работа: в начале февраля бывает уже готова годовая статистика, и мы в это время всегда начинаем анализ преступности за год.
– И почему же вы решили, что к этим двум соседствующим районам имеет отношение научная работа Института? – ехидно произнес Томилин.
– А потому, что Институт находится как раз в середине, вот здесь, смотрите, Николай Адамович.
Настя ткнула ручкой в то место на карте, где смыкались серый и черно-фиолетовый эллипсы.
– Ну и что? – невозмутимо спросил он.
– Насколько я помню физику, это может быть связано с обратным эффектом, – начала было Настя, но Томилин прервал ее громовым раскатом хохота.
Его тучное тело колыхалось и, казалось, вот-вот вывалится из кресла, как подошедшее тесто. Его смех перешел в надсадный кашель, сопровождающийся присвистом и одышкой, он достал из ящика стола аэрозоль и брызнул себе в рот. Потом отдышался.
– Где вы учили физику, позвольте спросить?
– В школе.
Она хотела было добавить, что это была специальная физико-математическая школа, но почему-то промолчала.
– И как давно это было? Лет десять назад?
– Почти двадцать, – честно ответила она.
– Голубушка, не сочтите за оскорбление, но при такой постановке вопроса можно считать, что физику вы не знаете совсем. Откуда у вас в голове появились все эти глупости?
Настя взяла себя в руки и постаралась как можно лаконичнее, чтобы не наделать грубых ошибок, изложить Томилину свою гипотезу об «обратной петле».
– Чушь! – категорично отрезал Томилин. – Уже лет пять назад было доказано, что этого явления нет. Раньше действительно считалось, что у ряда излучений, особенно у сверхвысокочастотных, есть то, что вы изволите называть обратным эффектом или обратной петлей. Но это заблуждение являлось следствием неправильного понимания природы таких излучений. Пять лет назад немецкий ученый Мейерштранц произвел переворот в физике, доказав, что наши представления об электромагнитных излучениях неверны. Он возглавил целую научную школу, на которую сегодня ориентируется весь мир. Так вот, в соответствии с новым пониманием проблемы было доказано также, что обратный эффект от сверхвысокочастотных излучений – это миф. Ошибка эксперимента. А вы, деточка, пришли в серьезное учреждение, вооружившись школьными знаниями двадцатилетней давности, и пытаетесь опорочить солидных ученых, не имея ни малейшего представления о проблеме, которой они занимаются. Стыдно.
Гордеев сидел весь багровый. Все получилось именно так, как он и предсказывал. Даже еще хуже. Насте хотелось убежать отсюда подальше, забиться в темный уголок и разрыдаться.
– Я ни в коей мере не хотела опорочить научных сотрудников Института, – сказала она, пересиливая себя, – я просто хотела понять, что происходит. Вы много лет руководите наукой, Николай Адамович, и вы знаете, что такое – интерес к необъясненному. Он лишает человека способности спать, есть, общаться с близкими. Он овладевает им полностью и диктует поступки, порой нелепые, порой смешные, но направленные на одно: понять, почему это происходит; понять, как это происходит. Вероятно, мой порыв прийти сюда и поговорить с вами кажется вам смешным и нелепым, но я искренне надеюсь, что, как человек, близкий научной работе, вы не выгоните меня отсюда за мою безграмотность, а посоветуете, к какой области знаний мне следует обратиться, чтобы получить ответ на интересующий меня вопрос. Может быть, вы даже будете настолько любезны, что порекомендуете мне конкретного эксперта в этой области науки. Я очень на это надеюсь, Николай Адамович.
– Ну, деточка, я ценю ваш порыв к знаниям, – великодушно заурчал Томилин, – приятно, когда молодежь тянется к науке. Но вынужден вас разочаровать. Ищите природу вашего загадочного явления в социальной сфере. Преступность, как известно, явление социальное, биологических корней у нее нет, это, по-моему, уже давно доказано. К точным наукам странности вашего Восточного округа никакого отношения не имеют. И учите физику, учите, не ленитесь, а то опять попадете впросак, как сегодня. Вам еще повезло, что вы попали ко мне, а не к кому-нибудь другому. Я – человек снисходительный к чужому невежеству, не могут же все быть энциклопедистами, как Ломоносов или Руссо. Вы работаете в милиции, и я с пониманием отношусь к тому, что вы не разбираетесь в физике. Видимо, в своей профессиональной деятельности вы более грамотны. Но не все такие добрые, как я. Другие вас бы вышвырнули вон, да еще пинками под зад.