Ладно, не так важно, почему Лысакова арестовали. Важно, что арестовали, и это надо использовать. Работники милиции по секрету сказали, что Лысаков будет находиться дома под подпиской о невыезде, потому что камеры переполнены, сажать арестованных некуда. Еще неделю назад Генку обязательно заперли бы за решетку, но теперь в связи с интенсивными поисками убийцы тележурналиста усиливаются милицейские наряды и патрули, отлавливают всякую преступную шваль и бросают в камеры. Там уже не продохнуть. Все закономерно: чем больше милиции задействовано – тем гуще получается сеть, а чем гуще сеть – тем больше улов.
Следует определить конечную цель, а потом продумать, как ее достичь. Нужно сделать так, чтобы Шитова не спохватилась и не поняла, что ошиблась, указав на Лысакова. Для этого нужно, чтобы она умолкла навсегда. Кроме того, нужно сделать так, чтобы обвинили в этом Лысакова, который, слава богу, находится дома и свободно может передвигаться по городу. Подписка о невыезде означает, что нельзя выезжать за пределы города, а выходить из квартиры – сколько угодно.
У него есть адрес и телефон Шитовой. И еще у него есть вторая ампула с цианидом. Как чувствовал, еще тогда попросил Галактионова достать ему две ампулы. Так, этого должно быть достаточно, чтоб осуществить замысел. Теперь следует рассчитать время. Завтра до середины дня он будет на работе. Потом обещал жене поехать с ней за продуктами. После этого можно будет отвезти жену на дачу и вернуться в Москву. Если все сделать правильно, то завтрашнего вечера ему хватит для выполнения задуманного. И завтра же вечером вернуться на дачу. Лысаков сейчас живет один, его жена уехала в другой город навестить родителей. Значит, что бы ни случилось, алиби его никто не подтвердит.
Он посмотрел на свои крупные руки, лежащие на руле, и с удовлетворением отметил, что они не дрожат. Он был собран и спокоен, уверен в себе и в правильности своих расчетов. Он справится. Он сможет отвести от себя опасность, закончит прибор, получит деньги и обретет свободу. Именно в такой последовательности и с таким результатом.
Он еще несколько минут посидел, расслабившись и прикрыв глаза, потом нехотя запер машину и вошел в подъезд.
Все вокруг напоминало о том, что сегодня – короткий предпраздничный день. Весь год в Москве было много цветов, но даже трудно было предположить, что их может быть СТОЛЬКО! Почти все мужчины шли на работу с цветами, которые покупали возле ближайших станций метро, а через несколько часов эти же самые цветы женщины понесут с работы домой. В подземных переходах возникли как из-под земли новые лотки с парфюмерией, косметикой, галантереей и колготками, любовные романы в ярких мягких обложках шли нарасхват, а спешащие на службу женщины выглядели так, словно шли в дорогой ресторан, но по досадному недоразумению лимузин к воротам не подали.
Рано утром Вадим Бойцов получил изготовленные по слепкам ключи от квартиры главного разработчика. Литвинова сказала, что хозяин квартиры собирается после работы ехать на дачу, так как жена пригласила на праздник дочь с зятем и его родителями. К сожалению, в квартире есть собака, поэтому лезть туда, пока хозяева на работе, не стоило. Надо подождать, пока пса увезут на дачу.
Посещение квартиры разработчика откладывалось до второй половины дня, и Вадим решил осуществить задуманное – съездить в Восточный округ, чтобы своими глазами убедиться в том, о чем ему рассказывала Каменская.
Припарковав машину неподалеку от метро и пройдя несколько кварталов, он оказался перед зданием Института. В этом месте петли на карте пересекались. Он покрутил головой, чтобы сориентироваться и найти нужное направление, и быстро зашагал в сторону красивой многоэтажной гостиницы. Вадим понимал, что выбрал для своих экспериментов не совсем удачное время – утро предпраздничного дня. Если и есть тот эффект, о котором говорила Анастасия, то именно сейчас он наименее заметен. Злоба и агрессивность легче всего прорываются вечером, когда человек устал и раздражен после работы или когда выпьет. Но Бойцову не терпелось хотя бы начать разбираться во всем этом. Он даже не ожидал, что рассказ об «обратной петле» так его заденет.
Начать он решил с продуктовых магазинов. И продавцы, и покупатели обычно живут здесь же, неподалеку, и вполне годятся в качестве объекта наблюдения. В первом же магазине его поразила явная несоразмерность мелких поводов и возникающих вокруг них конфликтов. Даже при том, что покупателей было совсем немного и ни к одному прилавку очередь не стояла, продавцы ухитрялись доводить пожилых женщин, пришедших за продуктами, до слез, а пожилые придирчивые покупательницы, в свою очередь, доводили продавщиц чуть ли не до истерик.
– Почему у вас нет твердого сыра, одни только плавленые сырки? – строго вопрошала покупательница.
– Не знаю, – пожимала плечами продавщица. – Что привозят, то и продаем.
Далее следовала перемежающаяся оскорбительными намеками лекция о том, что, мол, сколько разговоров было вокруг приватизации, а все как было, так и осталось, продавцы воруют, за ценами теперь никто не следит, наверняка и цены завышают, вон какие рожи себе отъели, у нищих пенсионеров последний кусок из горла вырывают. Продавщица сначала вяло огрызалась, потом взорвалась и наорала на старуху, с таким остервенением швырнув на прилавок взвешенный для нее кусок буженины, словно это были не буженина и прилавок, а граната и сама ненавистная покупательница.
В другом магазине Вадим увидел, как молодая мама, держащая за руку ребенка лет пяти-шести, отчитывает продавщицу за то, что прилавок с мороженым сделали стеклянным.
– Ребенку все видно, он начинает плакать и просить мороженое, а ему нельзя! Вот что мне теперь прикажете делать?
Ребенок и в самом деле орал во всю глотку и, захлебываясь слезами и соплями, требовал мороженое «Баунти».
– Вам лишь бы продать побольше, – продолжала кипеть мамаша, – а о том, что ребенок не понимает, вы и не думаете. Да еще специально на стекло зайчиков и медведей приклеиваете, чтобы ребенок наверняка заметил вашу гадость. Совесть у вас есть или нет?
– Всем детям можно, а этому нельзя! – отвечала продавщица, обладающая таким мощным голосом, что без труда перекрыла и негодующую родительницу, и ее орущее чадо. – Мороженое специально для детей делают, а если твоему ребенку нельзя, так нечего его в магазин таскать, пусть на улице дожидается. Нарожали больных детей, а потом к нам претензии предъявляют! Мы, что ли, прилавки эти придумали? Какие дают, в таких и продаем! Весь мир в таких торгует, одной тебе, видишь ли, не нравится. Если у тебя ребенок больной, так его лечить надо, а не виноватых искать.
– Вот такие, как ты, и виноваты! – авторитетно заявила мамаша.
Дальше Вадим слушать не стал, от крика у него моментально разболелась голова. Он выскочил на улицу и с наслаждением сделал несколько глубоких вдохов, набрав в грудь побольше свежего прохладного воздуха. «Бешеные какие-то», – подумал он, вспоминая искаженные яростью лица скандалящих женщин. Он пошел через скверик в следующий магазин и внезапно увидел пацана лет десяти, который с упоением истязал кошку, сидя на корточках возле огромного дерева. Кошка истошно вопила и дергалась в маленьких цепких ручках, а на сосредоточенном лице мальчишки блуждала странная улыбка, словно он занимался любимым хобби, которое требует предельного внимания, но в то же время приносит незабываемое наслаждение.