— Ты знаешь, я серьезно, совершенно серьезно устала ходить под бомбами.
— Войне пока что конца не видно, — сказала Милли.
Май 1941 года.
Милли оказалась права. Война никак не кончалась. Наступила невыносимо холодная зима, а в конце года был этот страшный авианалет на Сити. Ральф помогал тушить огонь в соборе Святого Павла. Какие великолепные церкви построил Кристофер Рен, думала Урсула. Они были возведены после Великого пожара, а теперь лежат в руинах.
Когда выдавались просветы, они делали то же самое, что и остальные люди их круга. Смотрели фильмы, ходили куда-нибудь потанцевать, посещали «Обеденные концерты» в Национальной галерее. Ели, пили, любили. А не «трахались». Ральф не опускался до такого низкого слога. «Прямо по Лоуренсу», — сухо сказала она Фреду Смиту (тот, похоже, ни сном ни духом не ведал, к чему это относилось), потому что ее страшно резануло это вульгарное словцо. На объектах, конечно же, оно звучало в самых разных формах и даже входило в повседневный лексикон спасателей, но никоим образом не касалось ее самой. Она попробовала произнести его перед зеркалом в ванной, но почувствовала в этом что-то позорное.
— Где же ты его откопала? — спросил он. Урсула впервые видела, чтобы Крайтон настолько оторопел. Он взвесил на ладони золотой портсигар. — Я думал, что лишился его навсегда.
— Ты действительно хочешь узнать?
— Конечно хочу, — ответил Крайтон. — К чему такая таинственность?
— Тебе что-нибудь говорит имя Рене Миллер?
Он нахмурился, подумал и покачал головой:
— Нет, ровным счетом ничего. А откуда я могу ее знать?
— Вероятно, ты заплатил ей за секс. Или угостил хорошим ужином. Или просто мило провел с ней время.
— Ах вот какая Рене Миллер! — засмеялся он, а после краткой паузы сказал: — Нет, это имя в самом деле ничего мне не говорит. А чтобы платить женщине за секс… я, по-моему, никогда в жизни такого не делал.
— Ты же моряк, — поддела она.
— Ну, если когда-то и было, то очень, очень давно. Ладно, спасибо, — сказал он. — Ты ведь знаешь, этот портсигар для меня много значит. Мой отец…
— Подарил его тебе после Ютландии. Знаю.
— Я нагоняю на тебя скуку?
— Нет. Может, пойдем куда-нибудь? В укромное местечко? Потрахаемся?
Он расхохотался:
— Как скажешь.
В последнее время Крайтона меньше заботили, как он выражался, «приличия». Судя по всему, под «приличиями» понимались, в частности, Мойра и дочери, а потому тайный роман вскоре продолжился и даже стал в некоторой степени явным. Крайтон и Ральф были настолько разными, что Урсула не считала себя изменницей. («Ох, себя-то не обманывай!» — сказала ей Милли.) Как бы то ни было, с Ральфом она теперь виделась редко, — похоже, у обоих началось охлаждение.
Тедди прочел надпись на Кенотафе {170}: «Доблестным погибшим».
— Ты согласна? Они — доблестные? — спросил он.
— Ну, в любом случае они — погибшие. А «доблестные» — это, очевидно, прибавлено для нас.
— Погибшим, я считаю, более или менее все равно, — сказал Тедди. — Я не верю, что за роковой чертой что-то есть, а ты?
— До войны, может, и верила, — призналась Урсула, — пока не увидела горы трупов. Они — как мусор, их вывозят на свалку. — (Ей вспомнилось, что говорил Хью: «Хоть в помойку меня выбросьте, я возражать не буду».) Непохоже, чтобы их души куда-то улетали.
— Я, вероятно, погибну за Англию, — сказал Тедди. — Может быть, и ты тоже. Это благое дело?
— Пожалуй, да. Отец, правда, говорил, что для него будет лучше, если мы струсим, но не погибнем. Наверное, это нельзя воспринимать всерьез — увиливать было не в его правилах. Что высечено на военном мемориале у нас в деревне? «За ваше будущее плата — наша жизнь». {171} Ты и твои ребята каждый день рискуете всем — как-то это неправильно.
Урсула предпочла бы умереть за Лисью Поляну, а не Англию. За луг и рощицу, за речку, что бежит через голубой от колокольчиков лес. Но это же Англия, разве нет? Благословенная земля.
— Я патриотка, — сказала она. — Сама себе удивляюсь, хотя почему, собственно? Как там написано на памятнике Эдит Кавелл у церкви Святого Мартина?
— «Быть просто патриотом недостаточно», {172} — подсказал Тедди.
— Ты тоже так считаешь? — спросила Урсула. — С моей точки зрения, этого более чем достаточно.
Она посмеялась и взяла его под руку, будто они прогуливались по Уайтхоллу. Повсюду были следы разрушений. Урсула показала Тедди, где находится Бомбоубежище Кабинета. {173}
— У меня подруга там работает. Ночует буквально в шкафу. Терпеть не могу бункеры, подвалы и прочие подземелья.
— Я за тебя переживаю, — сказал Тедди.
— А я — за тебя, — отозвалась она. — Но от этих переживаний никому не легче. — Она переняла манеру мисс Вулф.
Тедди («лейтенант авиации Тодд») без единой царапины налетал стажером положенное количество часов на среднем бомбардировщике «уитли» в учебном подразделении, которое базировалось в Линкольншире, а через неделю с небольшим ждал отправки к своему первому месту службы, где готовился пройти еще один курс подготовки, чтобы пересесть на один из новых «галифаксов».
После первого периода службы выживала только половина экипажей, рассказывала Урсуле знакомая девушка из Министерства военно-воздушных сил.
(— Разве шансы выжить не равны при любом вылете? — спросила Урсула. — Разве вероятность не одинакова?
— Для экипажей бомбардировщиков — нет, — ответила девушка из министерства.)
Тедди провожал ее на работу — она предупредила начальство, что задержится после обеденного перерыва. Обстановка стала более спокойной. В их планы входило пообедать в каком-нибудь фешенебельном месте, но почему-то они остановили свой выбор на ресторане британской кухни, где заказали ростбиф, сливовый пирог и заварной крем. Сливы, конечно, были консервированные. Но все равно необыкновенно вкусные, как и все остальное.
— Сколько имен, — проговорил Тедди, разглядывая из окна Кенотаф. — Сколько жизней. А теперь — все по новой. Род человеческий, я считаю, где-то подкачал. Он разрушает все, во что хочется верить, ты согласна?
— Не бери в голову, — отрезала она. — Живи как живется. — (Определенно она мало-помалу превращалась в мисс Вулф.) — В конце-то концов, жизнь у нас одна, так постараемся прожить ее с толком. Правильно все равно не получится, но стремиться к этому необходимо. — (Трансформация завершилась полностью.)
— Что, если у нас была бы возможность проживать эту жизнь снова и снова, — сказал Тедди, — пока не получится правильно? Вот было б здорово, да?