Даркандье печатал как робот. На его столе валялись упаковки от транквилизаторов, вокруг клавиатуры рядами стояли пластиковые стаканчики с какой-то жидкостью, а стопка одноразовых картонных тарелочек с остатками пищи напоминала отвратительный гамбургер.
Даркандье даже не поднял головы, когда Тороп подошел и сел рядом с ним. На экране мелькали увеличенные изображения клеток. Торопу показалось, что это были нервные клетки.
Он сосчитал до трех, потом спросил:
— Она выживет?
Даркандье не ответил.
Тороп снова сосчитал до трех:
— А младенцы? Они выживут?
Молчание. Даркандье раздраженно дернул плечом.
— Ладно, поговорим на профессиональном языке. Ее кома обратима?
Даркандье по-прежнему молчал.
— Проклятие, хватит издеваться! Отвечайте немедленно, если не хотите, чтобы ваша голова поближе познакомилась с начинкой этого монитора.
Тороп почувствовал, как Альтаира за его спиной замерла и прекратила барабанить по клавиатуре.
Даркандье издал что-то вроде хрипа:
— А-а-а… В чем дело, Тороп? Вы что, можете дать мне совет как специалист в области хирургии мозга?
— Я спрашиваю вас, выкарабкается ли она.
— Позавчера сюда прибыл один человек. Это выдающийся нейрохирург. Мы оперировали ее девять часов. Травма оказалась тяжелее, чем предполагалось. Не стану скрывать, меня очень беспокоит ее состояние.
Тороп еще раз сосчитал до трех:
— Доктор, мне нужно кое-что сказать вам по этому поводу.
Даркандье повернулся к нему, его губы изогнулись в усмешке.
— По этому поводу, господин Тороп?
— Да. Несколько ночей подряд я вижу одни и те же повторяющиеся сны.
— Вы видите сны. Превосходно! Уверяю вас, каждую ночь миллиарды людей делают то же самое.
— Я не шучу, Даркандье. Я действительно думаю, что Мари шлет мне послания.
Даркандье холодно посмотрел на него. Несколько долгих секунд он ничего не говорил, а затем произнес, едва разжимая губы:
— О'кей. Что за послания?
— Они никогда не бывают достаточно ясными. Как бы это сказать… Они не такие ясные, как тогда, когда я принял эту вашу штуку, или как тогда, когда меня заразил ее вирус. Это больше похоже на обычный сон, со свойственным ему хаосом. Но каждый раз я знаю: это послание от Мари. И оно всегда означает одно и то же.
— И что же?
— Мари хочет, чтобы я снова воспользовался Колесницей. Она хочет, чтобы я повторил «опыт», связался с ее духом.
Даркандье вздохнул:
— Вот черт. Зачем?
— Не знаю.
— Это бессмысленно. Она в коме. Сложные функции ее мозга сейчас, если можно так выразиться, отключены.
— Похоже, она так не считает. И я тоже. Что-то функционирует. И это что-то отправляет мне послания, Даркандье.
Ученый снова вздохнул. «Это явно не предусмотрено его маленькой программой», — подумал Тороп.
— Нет. Не вижу в этом никакого смысла. Ее жизненные функции и так ослаблены, это может убить ее.
Тороп криво улыбнулся:
— Она не просила, чтобы ей впрыснули дозу. Она хочет, чтобы я, именно я воспользовался Колесницей. Вместе с вашей проклятой нейроматрицей. Не спрашивайте меня почему. Но она хочет, чтобы я это сделал. Значит, я должен это сделать.
Даркандье грустно посмотрел на тело, лежавшее под герметичным колпаком. Тороп слушал шум дождя. Грозы сменились ливнем, небо было свинцового цвета. Он разглядывал мастерскую «Квакеров Земли», превращенную в суперсовременную больничную палату. Голубоватое свечение мониторов и пляшущие отблески костра встречались на середине комнаты, проводя на полу четкую границу между серо-фиолетовым, с одной стороны, и золотисто-рыжим — с другой.
Тороп сам не понял почему, но в этот самый момент его жизнь резко изменила направление.
Первый вопрос взорвался в сознании подобно осветительной бомбе: что я вообще делаю здесь, в компании спятивших мистиков, собираясь вступить в контакт с сознанием полумертвой женщины?
Ответ не был однозначным. Просто это было… нечто само собой разумеющееся. Единственно возможный путь.
Нет, самый главный вопрос звучал иначе: что я делал раньше, где я болтался последние двадцать лет?
Собственное прошлое показалось Торопу несуществующим, нереальным.
Образы будущего, напоминающие фотографии на почтовых открытках, роскошной каруселью закрутились перед его мысленным взором. Это была смесь видов Тихого океана и природного заповедника на Лаврентийской возвышенности.
Даже если Эпоха Бурь уже началась, он наверняка еще успеет отойти от дел и посвятить жизнь чему-то еще, кроме уничтожения людей.
Тороп с горечью осознал, что такие мысли, скорее всего, станут погребальным звоном для его карьеры наемного убийцы.
Да, мир шел к своему концу, по крайней мере в том виде, как представлял его человек с момента возникновения своего биологического вида. Все происходившее здесь служило прекрасной иллюстрацией едва начавшегося безумного столетия.
Тороп сам не понимал почему, но осознание этого полностью обезоруживало его. Внутренний голос твердил, что он навсегда связан с этим «экспериментом», с Мари Зорн.
И с тем, что она носила в себе.
— Согласен, — сказал Даркандье. — Обсудите детали с Черепахой.
Тороп снова спустился по металлической лестнице, напоминающей сходни на подводной лодке.
Черепаха о чем-то спорил с Ваксом. Повезло.
— Даркандье согласен, — сказал Тороп. — Подготовьте Колесницу сегодня ночью.
Черепаха Джонсон повернулся к нему свое суровое лицо. Тороп с некоторым запозданием вспомнил, что индейцы не любят, когда ими командуют.
— Мне нужна Колесница, — повторил он, чуть смягчив тон. — Даркандье только что сказал, что я могу это сделать.
— Вы не понимаете, что творите, господин Тороп.
— Мари знает, — ответил он.
Черепаха Джонсон умолк, кивнул как человек, покорившийся неизбежному, и ушел.
Тороп остался вдвоем с Ваксом:
— Вы хорошо подумали над тем, что я вам сказал?
Вакс напряженно посмотрел ему прямо в глаза:
— Господин Тороп… вы можете спать спокойно. С того самого вечера, как вы привезли Мари, этим занимается вооруженное подразделение «Нации киборгов»: Юникс, Спектрум и их «Драконы». В дебрях самых закрытых файлов Пентагона они разгуливают, как по коридорам простейшей «бродилки» для игровой приставки «Нинтендо». Так что мерзавцы ноэлиты…