— Так вот. Самое главное: оба младенца должны… непременно должны выжить. НЕПРЕМЕННО. Любой ценой.
Торопу показалось, что кто-то другой спросил его голосом:
— Даже ценой вашей жизни?
Лицо на экране стало суровым, серьезным и волевым.
— Да. Я знаю, что они обе питаются остатками моей жизни, но это необходимо, понимаете?
Тороп что-то пробормотал, пытаясь возразить.
— Вы обещаете?
— Обещаю что?
— Обещаете мне не препятствовать правильному ходу вещей?
— Вы хотите сказать — вашей смерти?
— Пообещайте мне это, Тороп.
Он понял: она знает о нем все, вплоть до секретов, которых он сам не помнил.
— Как, по-вашему, я могу это пообещать? Кроме того, решаю не я.
— Вы имеете в виду Даркандье? Он подчинится. Когда поймет, каковы ставки.
— О чем вы говорите?
Изображение задрожало. Экран заполнило облако, раздался визг и скрип помех.
Изображение снова стало четким, но звук исказился. Слова Мари раздавались на фоне жужжания какого-то цифрового устройства. Оно пыталось заглушить грохот оркестра, исполнявшего музыку из фильма.
— Я говорю о младенцах, — произнесла Мари. — О двух девочках, которые родятся примерно через тридцать недель.
Тороп испустил нечто вроде стона:
— Да бросьте!.. Ведь это даже не ваши дети, черт бы их подрал!
Мари улыбнулась. Торопа это взбесило.
— Тороп… — тихо сказала она. — Разумеется, это мои дети. Я вынашиваю их, и именно я произведу их на свет.
Изо рта Торопа раздался звук, напоминающий скрежет:
— Мари… эти дети — чудовища! Это монстры, созданные для того, чтобы удовлетворить безумное стремление к власти шайки дешевых мистиков!
Мари снова улыбнулась. Ее глаза лучились дружелюбным и веселым любопытством.
— Вы не понимаете, Тороп. Это совершенно не важно. Эти девочки — дети Мироздания, им суждено начать новый цикл…
— Проклятие, вы что, тоже верите в эти бредни?!
Легкая усмешка заиграла в уголках ее губ.
— Тороп! Я не верю в их… «бредни», как вы сказали. Их изначальные желания уже не имеют ничего общего с тем, что выйдет в итоге. Я — представительница хаоса, Тороп. Жалкое трепыхание их крылышек вскоре вызовет ураган на другом краю Земли.
— Знаю, — буркнул он. — Эпоха Бурь, Великое Землетрясение…
Мари громко рассмеялась:
— Да нет же, Тороп. Я говорю вовсе не об этом.
— Тогда о чем же?
Она вздохнула:
— Я говорю о мутации, Тороп. О мутации, предсказанной Даркандье, Винклером, Данциком и остальными…
— О мутации?
— Появлении постчеловека. Того, кто станет результатом естественного хода эволюции и развития искусственных технологий. Я говорю как раз о том, что ношу в своем чреве, Тороп.
Он ничего не ответил. Налетевший неизвестно откуда ветер поднял облако праха.
Кадры музыкальной комедии теперь накладывались на синеватое изображение Мари. Тороп заметил в ее взгляде нечто вроде электрических разрядов, как в тот момент, когда он нашел ее без сознания на островке посреди озера Малбе.
Тороп смотрел, как лицо Мари расплывается на экране.
— Уровень энергии падает, — произнесла она, внезапно встревожившись. — Я должна торопиться. Теперь выслушайте меня и не перебивайте: Ариана Клэйтон-Рошет — так зовут женщину, которая возглавляет этот проект. Именно из ее клеток выращены оба младенца-клона. Теперь мы должны ждать дня «J».
— Дня «J»?
— Да. Дня, когда оба младенца появятся на свет. Можно предположить, что в этот день произойдет грандиозный катаклизм.
На картинку и звук наложился поток помех.
Лицо Мари постепенно становилось лицом Джуди Гарленд.
— Катаклизм?
Ее голос теперь постоянно перекрывался помехами, слова еле можно было разобрать. Звуки оркестра то появлялись, то исчезали. Ветер, налетевший из небытия, принялся дуть с новой силой, поднимая вокруг целые торнадо.
— Прощайте, Тороп, — произнесла Джуди Гарленд, и помехи заполнили экран.
На него набросилась липкая, отвратительная чернота — и лопнула, извергая каждой мелкой трещиной потоки черной крови. Потом появились две змейки, охваченные неистовым ультрафиолетовым свечением. Они мгновение смотрели на Торопа, а затем, будто договорившись между собой, зарылись в прах и исчезли. Телевизор теперь был похож на развороченное яйцо.
Ультрафиолетовое свечение змей впилось в сетчатку глаз Торопа и оставило след в виде двух параллельных линий, пересекавших все поле его зрения.
Погасло все, что находилось на заднем плане: город в руинах, пустыня, покрытая прахом, яйцо-телевизор.
Тьма. Непроницаемая тьма. И лишь две параллельные полоски ультрафиолетового света, горящие перед глазами. Линии принялись пульсировать, слились в одну, а затем, как при выключении лампового телевизора, резко сошлись в еле заметно раздваивающуюся точку.
И наступило ничто. Заполненная чернотой вечность, которая для Торопа длилась не больше пикосекунды. Как будто кто-то дернул рубильник, переключавший его сознание между двумя возможными состояниями.
Он очнулся на походной кровати, в нескольких метрах от Мари. Вокруг жужжали и мигали огоньками медицинские аппараты.
Тороп увидел суету вокруг нейроматрицы. Затем увидел Барибала Ламонтаня, сидевшего рядом с походной кроватью. Сидя на корточках перед книгой Данцика, индеец пристально смотрел на Торопа, но не видел его. Шаман блуждал где-то в доступных только ему мирах.
Тороп улыбнулся. Он здорово устал. Но, черт побери, он вернулся. Ему удалось.
Не веря глазам, он разглядывал лежавшие рядом исписанные страницы формата А4, а в его бионической руке была зажата шариковая ручка. Здесь оказалось записано все, что он видел, без единой запинки. Тороп не знал, что и думать. Он еще не привык к своему новому органу и не думал, что тот способен действовать так ловко и проворно. К тому же, если не считать нескольких записок, заметок и военных планов, Тороп очень давно столько не писал.
Он посмотрел на старого индейца, затем с внезапной гордостью, к которой примешивалась капля иронии, сказал:
— Тефлоновая сковородка никогда не подведет. Позовите Даркандье.
Конец отчета Власьева Горский встретил широкой улыбкой. Интуиция во всю глотку вопила, что на этот раз — точно началось. Пришло время решительных действий.
— Вы в этом абсолютно уверены?