Детектив-констебль Рэй Стрикленд и детектив-сержант Лен Ломакс, первые офицеры из Управления уголовных расследований на месте преступления в Лавелл-парке. Да уж, эти не торопятся. Трейси выглянула из окна гостиной, и в головокружительной яме пятнадцатью этажами ниже они появились наконец, пижонски дали по тормозам, но не побежали в подъезд — вышли из машины и стоят разговаривают, спорят — с такой высоты не разберешь. Как заговорщики, право слово.
— Что у них там за херня? — спросил Аркрайт, и Трейси ответила:
— Не знаю. А где «скорая»? Почему так долго?
А если ребятенок сейчас помрет? Чудо, что он умудрился выжить, столько времени прошло — наверное, по шкафам лазил, еду искал.
— Пожалуйста, не умирай, — прошептала Трейси — скорее молитва, чем просьба.
Трейси с Аркрайтом обошли всю квартиру. Уликам, вероятно, феноменальный трындец. В те времена об этом особо не задумывались. Сейчас слиняли бы, едва увидев тело, и не вернулись, пока спецы не прочешут все до последнего дюйма.
К подъезду подкатил велосипед. С велосипеда слезла девушка, и два детектива отошли друг от друга. На девушке было длинное платье, на вид как ночнушка, длинные волосы вяло обвисли по бледным щекам.
— Опля, — сказал Аркрайт, — хиппи подвалили.
— А «скорая»-то, блядь, где? — спросила Трейси.
До полиции даже не чертыхалась, а теперь материлась не хуже прочих. Снаружи девушка что-то сказала Ломаксу и Стрикленду, потом они втроем развернулись и вошли в подъезд.
— Ты послушай, — склонив голову набок, сказал Аркрайт. — Этот чертов лифт заработал, ну ты подумай, а? У вселенной одни правила для них, а другие — для нас, пейзан.
Ломакс и Стрикленд наконец прибыли в квартиру Кэрол Брейтуэйт; девушка в платье шла за ними по пятам.
— Линда Паллистер, — сказала она, коротко кивнув Кену Аркрайту, — Трейси, вероятно, осталась невидимкой. — Я дежурный соцработник. — Макияжа ноль, мощные икры велосипедистки — пятиклассница, а не взрослая женщина при исполнении.
— Нам, блядь, не нужен соцработник, нам «скорая», блядь, нужна! — прошипела Трейси.
Стрикленд выскочил из комнаты, и они все послушали, как его выворачивает в ванной.
— Чувствительный он паренек, наш Рэй, — отметил Лен Ломакс.
— Судмедэксперта не видать, — сказал Лен Ломакс, — а «скорая» приехала.
— Ну хорошо, — сказала Линда Паллистер, когда вошли врачи со «скорой». Забрала ребенка у Трейси — Трейси обнимала его секундой дольше, чем требовалось. — Все в порядке, я умею, — сказала Линда Паллистер, и Трейси молча кивнула, внезапно испугавшись, что расплачется.
Когда они ушли, она сказала Лену Ломаксу:
— Я спрашивала ребятенка, кто это сделал, кто это сделал с мамочкой.
— И?..
— Сказал: «Папа».
Ломакс рассмеялся — грубо каркнул в мертвой тишине.
— Умное дитятко знает отца. А что касается этой девки, — сказал он, дернув большим пальцем в сторону спальни, где разлагался женский труп, — сто к одному, она и сама не знала, кто отец. — Он извлек блокнот, словно платком на сцене взмахнул, и огляделся, будто желал впитать улики из стен.
— Ты ее знал? — спросила Трейси.
Ломакс глянул так, будто у нее отросла вторая голова.
— Ну разумеется, блядь, нет, — ответил он.
Трейси обернулась к Рэю Стрикленду. Весь зеленый и трясется — вот-вот опять сблюет. Он еще даже не ходил осматривать тело. Трейси слышала, как они, только войдя, разговаривали в коридоре, как Ломакс сказал Линде Паллистер: «Тело в спальне, дверь налево».
— Откуда он знал? — спросила она Аркрайта в пабе после дежурства.
— Ясновидение, — ответил Аркрайт. — Вечерами по четвергам крутит столы и вызывает духов в пабе «Лошадь и труба». — Аркрайт выдавал такие перлы до того невозмутимо, что Трейси на секунду поверила. — Теперь нас поишь ты, девонька, — засмеялся он.
Ни Ломакс, ни Стрикленд рапорта у Трейси не потребовали.
— Что ты скажешь, чего он не сказал? — осведомился Ломакс, пальцем ткнув в Аркрайта.
Вмешался, как ни странно, Барри.
— Сэр? — сказал он Стрикленду.
— Будет додиком при Рэе, а? — шепнул Аркрайт Трейси.
Стрикленд что-то сказал Барри — Трейси не разобрала, — и Барри тоже весь позеленел. Они ушли в маленькую холодную кухню, где на полу валялись пустые пачки из-под хлопьев и все остальное, что ребятенок сумел найти. Чудо, что не умер от переохлаждения, о голоде уж не говоря.
— Отвянь, — сказал Ломакс Аркрайту, — давай по соседям пройдись. И ее с собой забери. — Он кивнул на Трейси.
Аркрайт и глазом не моргнул — прирожденный игрок в покер.
— Пошли, девонька.
Кэрол Брейтуэйт, говорили соседи. Без тени мысли. Ее, похоже, никто не знал.
— Переехала только на Рождество, — сказал один. — Скандальная чуток, слыхал, как у них там ругались.
— А еще что-нибудь слыхал?
— Ребенок плакал.
— Мужиков водила, — сказала другая.
— Держалась особняком, — сказал третий сосед; классика.
Никто ее не знал. Теперь и не узнает.
Разумеется, все субъективно. Нет в мире ничего определенного. Трейси уже догадывалась.
Трейси и Аркрайт ходили по квартирам в Лавелл-парке. Тонкие стены, сказала Трейси, кто-то же должен был что-нибудь услышать.
Кэрол Брейтуэйт. Три сданных экзамена низшей ступени и два приговора за приставания.
— Девочка-развлекалочка, — сказал Аркрайт.
Девочка-развлекалочка. Полицейский волапюк. Если — говорить «проститутка», расследованию это не поможет. Проститутки получали, что заслужили, и заслужили все, что получали.
— Да уж, развлеклась, — сказала Трейси.
Один экзамен — по рукоделию, второй — по кулинарии, третий — машинопись. О чем сообщила дитя цветов Линда Паллистер. Из Кэрол вышла бы хорошая жена, но отчего-то она избрала другой путь. В школе Трейси сторонилась отличниц по домоводству — методичные девочки, аккуратный почерк, ни недостатков, ни странностей. Почему-то еще им всегда удавался нетбол, словно гены, позволявшие прыгать и забрасывать мяч в корзину, содержали информацию о приготовлении открытого пирога с сыром и луком и взбивании крема для бисквита «Виктория». Их карьера обычно не подразумевала проституцию. Само собой, в семидесятых, если сказать «ген», люди думали про генералов или гендиректоров. Гены тогда еще не были последним писком. Интересно, играла ли Кэрол Брейтуэйт в нетбол.
Уже в школе Трейси подозревала, что хорошей женой никому не станет. Ей не давался прямой шов, она не умела приготовить даже простые макароны с сыром или по-больничному заправить постель. Зато удар правой в корпус у нее зашибись. Это выяснилось одним лихорадочным субботним вечером, полным девчачьих склок и пьяных потасовок, когда двое подозрительных парней почти заловили ее на Бор-лейн. Ее репутацию в полиции укрепило, ее женской репутации — один вред. («Эта Трейси Уотерхаус — злобный ожиревший страус».)