— Ты пил свои лекарства?
— Естественно. Я же не маразматик. Не надо напоминать мне о том, что я должен делать.
— Отлично. В таком случае на следующей неделе я съезжаю.
Она заглянула в пластиковый контейнер, в котором лежали таблетки на день. Он не принял и половины. Если бы она спросила его почему, отец бы без сомнения ответил ей, что читал однажды статью в «Медицинском журнале Новой Англии», пока ждал, когда дерматолог сможет удалить ему бородавку, и поэтому понимает в фармацевтике больше, чем три медика, которых он посещал.
— Может, найдешь подругу! — выкрикивала Энн из кухни, вытряхивая таблетки на ладонь. — Все будет как в старые добрые времена.
— Я не понимаю, почему ты постоянно твердишь одно и то же, — жалобно произнес он. — Я был очень хорошим мужем.
— Да? — сказала она, возвращаясь в комнату. — Кому?
— Ты всегда была на стороне матери.
— Да. Черт, жаль, что мне не досталась часть твоих аморальных генов. Моя жизнь была бы намного проще.
— Ты закончила? — прохладно осведомился он. — Я иду к соседям смотреть «Джеопарди!». [27] Айверы — такая замечательная семья.
Энн закатила глаза.
— Ты ненавидишь Джудит Айвер. Во вторник ты назвал ее глупой коровой.
— Не в лицо же.
— А, ну тогда другое дело. Вот, — сказала она, подавая таблетки и стакан воды. — Я тебя не выпущу, пока не примешь их.
— И что ты все хлопочешь, — пожаловался он. — Тебе было бы легче, если бы я умер.
— Да, но тогда я стану первой подозреваемой.
— Уверен, твои новые друзья из ФБР не дадут тебя в обиду.
— История была бы куда более громкая, если бы я попросила офис шерифа об ответной услуге за твои двадцать долларов ежегодных взносов в офис шерифа.
Отец засопел и встал в позу, словно актер шекспировского театра. Сэр Ричард Вздорный.
— Что хуже, чем укусы злой змеи, детей неблагодарность! [28]
— Ой, не начинай, — сказала Энн. — Я очень благодарна своему родителю. Просто это не ты, вот и все.
— Я ухожу, — обиженно объявил он. Теперь ему будет о чем поговорить, когда он усядется вместе с Джудит Айвер и ее племянником. Он будет жаловаться на плохое к нему отношение дочери и добьется утешения на полчаса, не давая им смотреть «Джеопарди!» своей постоянной критикой.
Энн поспешила к себе, чтобы принять душ и переодеться.
Томасовский центр устраивал вигилию со свечами за Карли Викерс и в память о Лизе Уорвик, и она чувствовала, что должна быть там. Она не хотела признаваться себе, что надеялась встретить там Винса, как и осознавать то, что он целовал ее. Она позволила ему поцеловать себя.
Так вышло только потому, что она чувствовала себя слабой и беззащитной, а от него исходили сила и спокойствие. И ей хотелось доверять ему. Самая потаенная часть ее души долгое время существовала в эмоциональной изоляции. Но в тот момент слабости ей хотелось сбросить свои доспехи ради того, чтобы ощутить радость от присутствия рядом другого человека.
Звук его низкого хрипловатого голоса звучал в ее голове, когда она стояла перед зеркалом в своей ванной.
«Ничего… На этом плече уже плакали».
Понимание того, что она так долго ждала, чтобы кто-нибудь произнес эти слова, томило Энн.
Но она оттолкнула от себя эту мысль как непрактичную и ненужную. Надо было сделать очень многое, а это ее желание стояло далеко не на первом месте в списке приоритетных.
Томасовский центр представлял собой несколько зданий белого цвета, которые были частной католической школой с 20-х и до 60-х годов. Смоделированные по типу старых испанских миссий, здания формировали внутренний двор с фонтаном в центре, а вдоль каменных дорожек раскинулись потрясающей красоты нехитро устроенные садики.
Днем это место выглядело прекрасно. При свечах — волшебно. Сотни маленьких огоньков словно танцевали в темном ночном воздухе. Дворик был полон людей. Фрэнни уже успел изучить дислокацию еще до прибытия Энн и выбрал местечко, наиболее подходящее для подслушивания.
— Это развлечение на сегодняшний вечер, — сказал он, когда она присоединилась к нему. — Я даже «Полицию Майами» пропустил ради такого случая.
— Ну, надеюсь, что специально для тебя в какой-то момент начнется погоня со стрельбой, — усмехнулась Энн.
— Буду ждать Дона Джонсона. Или твоего мистера Леоне, — заметил он, вставая на цыпочки своих топсайдеров, чтобы обозреть толпу. — А чем вы занимались в парке, Энн-Мэри? Танцевали в горизонтальном положении?
— Ага, прямо в могиле, — прошептала она. — Прояви хоть чуточку уважения. Мы на вигилии.
— Мы устроим вигилию по твоей вагине, если ты упустишь этого итальянского жеребца.
Несколько человек повернулись и посмотрели на них. Энн схватила его за руку и сильно ущипнула.
— Угомонись!
— Мне так понравилось, когда он положил руку тебе на спину, — сказал он. — Он собственник. А рука у него большая, надо заметить.
Энн шикнула на него и убедила себя, что жар, который терзал ее лицо и тело, следствие смущения, а не воспоминания о прикосновениях Винса Леоне.
На небольшую сцену, которую разместили в одном конце дворика, вышла Джейн Томас и поблагодарила всех, кто пришел. Программа была недолгой. Стихи в память о Лизе Уорвик. Призыв к общественности сообщать любую информацию в отношении обоих случаев. Объявление о вознаграждении, которое назначил центр. Пожертвования в память о Лизе. Местный певец встал и спел песню, от которой присутствующие прослезились. На том все и закончилось.
Они пошли к выходу вместе со всеми. Обсуждали находки на свалке. Информация о внезапной серии преступлений запустили волну слухов: о том, что к северу от Лос-Анджелеса поселилось зло, и теперь общество отошло от того идеального состояния, какое было когда-то.
— Мне нужен эспрессо, — объявил Фрэнни, когда они вышли на улицу. — Вся эта меланхолия истощила меня.
Когда они свернули к площади, Энн краем глаза заметила что-то красное.
Джанет Крейн неслась к ней во всю прыть, словно атакующая тигрица. Ее глаза были так широко распахнуты, что едва не вылезали из орбит. Оскал демонстрировал плотно сжатые зубы.
У Энн сердце ушло в пятки, а потом отскочило обратно и встало комом в горле.
— Мисс Наварре, — проговорила она, выплевывая каждое слово, будто оно имело дурной вкус, — я бы хотела переговорить с вами.
Энн сглотнула. «Не показывай страха». Она вышла из потока людей и предстала перед женщиной, надеясь, что кажется смелее, чем на самом деле. Джанет Крейн остановилась буквально в шаге от Энн.