— Миссис Крейн…

— Как вы посмели! — Она говорила шипящим шепотом, чтобы окружающие не слышали, однако при этом сохраняла интонацию крика. — Как вы посмели использовать моего сына!

Пойманная врасплох, Энн даже не знала, как реагировать. Она была виновна по всем статьям. И не имела права защищаться.

Она взглянула на Томми, который казался напуганным до смерти и печальным, и не стала смотреть ей в глаза. Выражение лица мальчика ранило куда больнее, чем любое острое слово его матери.

Слова Джанет Крейн прекратили литься в уши Энн, словно прерванный радиоэфир. Ей хотелось упасть на колени и молить Томми о прощении.

— …заставлять маленького мальчика думать, что его отец какой-то… какой-то монстр… просто возмутительно… Мой муж очень уважаемый человек в нашем обществе. Да как вы смели заронить сомнение…

Энн стояла молча. Она не могла ни говорить, ни шевелиться. Она понимала, что на них все смотрят, а Фрэнни таращится, как перепуганный олень, застигнутый светом автомобильных фар.

Откуда-то слева внезапно раздался мужской голос. Низкий, хриплый, знакомый.

— У вас что-то стряслось, леди?

Через секунду весь гнев с лица Джанет Крейн как рукой сняло. Она глупо хлопала глазами, будто только что свалилась с Луны.

— О… О! Мистер Леоне, — наконец вымолвила она. Энн почти видела, как шестеренки в голове этой женщины зашкаливают и она силится повернуть их в обратном направлении. — Мистер Леоне. Как неожиданно видеть вас здесь.

— Я решил, что если я хочу стать членом этого общества, то мне пора начинать принимать участие в мероприятиях, — спокойно сказал Винс. — Все в порядке? Мне показалось, между вами возник конфликт, — добавил он.

— Нет! Нет! — воскликнула Джанет Крейн, сияя своей чрезмерно яркой улыбкой. — Вовсе нет. Все чудесно. Мистер Леоне, это Энн Наварре. Энн преподает в начальной школе Оук-Нолла.

— А мы знакомы.

— О! Что ж, это отлично!

Он улыбнулся Энн — сплошное очарование, а не человек.

— О да. На самом деле, я надеялся встретить вас сегодня, мисс Наварре, — сказал он, кладя руку ей на спину. — Мне нужно кое-что обсудить с вами. Извините нас, миссис Крейн?

Джанет улыбнулась так вымученно, что Энн показалось, она боится, как бы кожа на лице не треснула и не обнажила пришельца-рептилию, который под ней скрывался.

— Ну конечно, — произнесла она. — Мы с сыном как раз собирались домой. Желаю хорошего вечера. Была рада увидеть вас, Энн.

У Энн по спине пробежал холодок.

— Боже мой, — сказал Фрэнни, обретя дар речи, когда Джанет Крейн ушла. — По-моему, твою душу только что спасли от сгущения в жидкое состояние и извлечения из тела.

— Это вы виноваты, — промолвила Энн разочарованно, обращаясь к Винсу. — Вы понимаете, что сейчас произошло? Я только что потеряла доверие этого маленького мальчика. Вы понимаете, что это значит для меня?

Даже в своем сокрушении он был грациозен.

— Мне жаль.

— И поделом. Теперь она заберет Томми из моего класса, — сказала она, утирая слезу, которая посмела упасть. — Он доверяет мне, а она уведет его, и кто тогда останется у него?

— Энн…

— Я иду домой, — объявила она и направилась к парковке, где оставила свою машину. Она чувствовала себя так, словно Джанет Крейн разбила ей грудь и разорвала сердце на части. И виновата в этом она сама. Надо доверять своей интуиции.

— Энн, — сказал Винс, беря ее руку в свою. — Подождите.

— Нет! — воскликнула она, вырываясь и не замедляя шага. — Я расстроена и иду домой, пока не успела стать всеобщим посмешищем.

— Я все исправлю, — пообещал он.

— Исправите? — Она обернулась и изумленно уставилась на него. — И как же вы все исправите? Как вы вернете мне доверие этого маленького мальчика?

— Он будет снова доверять вам. Он хочет вам доверять. Ему необходимо вам доверять. И уж он точно не может доверять своей матери. Он вернется к вам. И больше никуда не уйдет. Я позабочусь о Джанет Крейн.

Энн вскинула бровь.

— Позаботитесь? Вы говорите, как гангстер.

— Ну, я же из Чикаго, но я обещаю, что буду действовать в рамках закона.

— Не пытайтесь казаться любезным, — фыркнула она. — Я не расположена к любезностям.

— Простите.

— Почему вы решили, что можете разубедить Джанет Крейн сделать то, что она наметила? — спросила она, упирая руки в бока.

— Я не решил, что могу. Я могу. У Джанет Крейн много чего есть, а значит, ей есть что терять. Статус, например. Положение в обществе. Я могу уничтожить все это, просто переговорив с репортером.

Брови Энн взлетели вверх. Он не шутил. Он был серьезен.

— Я ваш должник, — сказал он. — И вообще, люди не имеют права конфликтовать с теми, кто мне нравится. И зря она встала на моем пути, потому что не сможет меня одолеть. Ей нечем мне угрожать. Я мягко стелю, но спать ей будет жестко.

Энн поразмыслила над тем, что он сказал. Еще никто никогда не вставал на ее защиту, не говоря уж об обещании уничтожить ее врага. И она не сомневалась, что он сделает именно так. Он излучал силу. Она опасливо подумала, что раздразнила льва.

— Позвольте мне проводить вас до дома, — попросил он, укрощая свой напор.

— Я способна отвезти себя сама, — ответила Энн.

— Я прекрасно знаю, на что вы способны, — сказал он, и брови тяжело нависли над его темными глазами. — Я бы чувствовал себя спокойнее, если бы проводил вас. Убийца по-прежнему на свободе. А после того как я разрушил ваши отношения с вашим учеником, обеспечение вашей безопасности — это самое малое, чем я могу восполнить свой промах. Что скажете?

Не особенно анализируя доводы, Энн вручила ему ключи от своей машины.

Глава сорок шестая

Энн показала Винсу дорогу к дому, в котором выросла, — крепкому дому в классическом американском стиле из темного крашеного дерева и камня. По бокам от входной двери янтарным светом призывно горели светильники. Дорожку окаймляли розовые кусты. Белоснежные розы сияли в лунном свете.

Винс шел за Энн, любуясь округлостями, обтянутыми джинсами.

— Вы живете одна?

— С отцом. Ему, по непроверенным данным, нужна сиделка.

— Ах, да. Вы говорили, у него слабое здоровье. Что у него?

— Плохое сердце — во всех смыслах.

— Сколько ему лет?

— Семьдесят девять, — сказала она, открывая дверь и приглашая войти. Взглянув на него, она заметила удивление на его лице. — Мой отец был профессором английского языка с маслеными глазками. А мать — его студенткой, гораздо младше его.