Некоторые ничем не отличались от обычных людей, в других же можно было бы распознать психа даже в толпе на оживленной улице. Никто из них не был каким-то особенным и не являлся воплощением зла, разве что в переносном смысле. Все они просто были людьми, испытывавшими непреодолимое желание лишать жизни других, сдабривая сексуальное удовлетворение пытками и унижениями. Они не были демонами. Они были просто мужчинами — и изредка даже женщинами, — которые совершали неприемлемые, с точки зрения общества, поступки, повинуясь навязчивой идее.
Их нельзя было разделить на носителей добра и зла, это был целый мир, населенный в том числе и теми, кто проверяет запоры на дверях десять раз за ночь или не может успокоиться, пока кухня не будет вымыта после каждого приема пищи. Серийные убийцы сами по себе не вызывали ужаса. Ужас заключался в осознании того, что можно быть человеком, лишенным чувств, свойственных остальным.
Зандту знакомы были факторы, способствовавшие появлению серийных убийц. Жестокая и властолюбивая мать, чересчур злой или слишком слабовольный отец. Ранний и постыдный сексуальный опыт, в особенности с родителями, братьями-сестрами и животными. Просто сам факт рождения в Америке, бывшем Советском Союзе или Германии, странах, где процент серийных убийц по отношению к прочему населению весьма высок. Мертвое тело, увиденное в том возрасте, когда формируется личность. Травмы головы или отравление в детстве тяжелым металлом — химическим веществом, а не музыкой. Некое событие, из-за которого пробуждаются изначально имеющиеся склонности. Ни одно из них не является ни необходимым, ни достаточным условием, это лишь часть синдрома, удобряющего почву, на которой иногда прорастает тошнотворный цветок — озабоченная, нервная и жестокая личность, которая не может жить как все. Тень на наших улицах. Призрак.
Он видел их достаточно, и ему больше не хотелось знать о новых. Мысленно он всегда называл «Агента по кастингу» именно так — «Агент по кастингу». Ему с некоторым трудом удалось заставить себя не думать о нем как о реальном человеке, присвоив ему те же карикатурно-нереальные черты, которые, вероятно, убийца приписывал своим жертвам. Не имея возможности наделить этих шестерых мальчиков какими-то индивидуальными чертами, Зандт считал, что по крайней мере он может обречь на ту же судьбу их убийцу.
Тем временем он занимался расследованием обычных убийств — из-за наркотиков, любовных ссор и денег. Он пил вместе с коллегами, слушал, как Нина рассказывает о своих попытках связать между собой исчезновения Джози Феррис, Элизы Лебланк и Аннетты Маттисон, обедал с женой, возил на машине дочь, ходил в тренажерный зал.
15 мая 2000 года Карен Зандт вышла из школы и не вернулась домой.
Сперва ее родители надеялись на лучшее. Потом стали предполагать худшее. Через три казавшиеся бесконечными недели принесли свитер.
Зандт позвонил Нине. Она приехала почти сразу, с двумя коллегами. Посылку развернули. На этот раз на свитере не было вышито имя, и это не был свитер Карен — не оранжевый, как у нее, а черный.
К свитеру была приколота записка, отпечатанная на лазерном принтере шрифтом «курьер», на бумаге, использовавшейся в конторах и домах по всей стране.
Мистер Зандт.
Тебе посылочка. Остального придется подождать. Я лицезрел твое горе и дело рук твоих и порицаю тебя.
Человек прямоходящий.
Месяц спустя в каньоне на Голливудских холмах было найдено тело Аннетты Маттисон, в таком же состоянии, как и тело Элизы Лебланк, точно так же без каких-либо следов убийцы. Больше девочек не похищали, по крайней мере никого из тех, за чьим исчезновением следовала доставка свитера.
Тело Карен так и не нашли.
* * *
Через два часа бульвар почти опустел. «Барнс энд Нобль» и «Старбакс» закрылись. Мимо скамейки время от времени шаркающей походкой проходили местные алкаши, направлявшиеся на Палисэйдс к местам ночевки, толкая перед собой аккуратные тележки со своими пожитками. Они видели человека, который сидел, безвольно опустив руки и глядя прямо перед собой, но никто не подошел, чтобы попросить денег, — все следовали своей дорогой.
Наконец Зандт встал и бросил пустую чашку в урну. Он сообразил, что можно было зайти в книжный магазин и выяснить, с каких точек внутри его Человек прямоходящий мог наблюдать за Сарой Беккер. Хотя никаких доказательств тому и не было, Зандт полагал, что тот тщательно выслеживал свои жертвы, прежде чем напасть. Некоторые так не поступали, но большинство вело себя именно так. Возможно, случай с Карен был особым — Человек прямоходящий делал недвусмысленный намек. Впрочем, Зандт так не считал. Девочки были слишком похожи, а их похищения проведены слишком безукоризненно.
«Барнс энд Нобль» мог и подождать, а возможно, и не дождаться. Зандт позволил Нине убедить его вернуться. Ему хотелось верить, что на этот раз все будет по-другому, что он будет способен на большее, чем просто бегать по городу, гоняясь за собственным хвостом и оглашая ночь бессильными криками, так и не сумев найти того, кто забрал его дочь. Того, кто раздавил жизнь Зандта своим невидимым бешеным кулаком. Сейчас он уже больше в это не верил.
Он вернулся к «Фонтану», заглянув по пути в несколько продуктовых магазинов. В холле здания было пусто, за стойкой никто не стоял. Это был отнюдь не фирменный отель, и, вполне возможно, он вообще был единственным постояльцем. Лифт поднимался медленно и рывками, давая понять, что для него это нелегкая задача.
Дожидаясь, пока закипит вода, он включил телевизор. Си-эн-эн делала все возможное, чтобы свести всю сложность современного мира к набору фактов, которые бизнесмен смог бы усвоить за ужином. Через несколько минут показали сюжет дня. Поздним утром по главной улице небольшого городка в Англии прошел мужчина средних лет с ружьем, из которого он застрелил восемь человек и ранил еще четырнадцать.
Никто не знал почему.
Я сидел на пассажирском сиденье своей машины, открыв дверцу. Было восемь утра с минутами. В одной руке я держал чашку кофе с молоком, а в другой — сигарету. Глаза мои были широко раскрыты и сухи, и я уже жалел о том, что закурил. Когда-то я курил, много и долго, потом бросил. Но этой ночью, пока я медленно и бесцельно ехал по неосвещенным дорогам, словно пытаясь найти выход из бесконечного переплетения туннелей, я начал верить, что курение — единственное, что может мне сейчас помочь. Если ты хоть когда-то курил, то в твоей жизни всегда найдутся ситуации, когда покажется, будто тебе чего-то недостает без трубочки с горящими листьями в руке. Без сигареты ты чувствуешь себя глупым и одиноким.
Машина стояла на главной улице Ред-Лоджа, маленького городка милях в ста двадцати к югу от Дайерсбурга. А сидел я в ней потому, что магазинчик, где я купил кофе, — аккуратное, чистенькое заведение, персонал которого носил фартуки и мило улыбался, — отличался ярко выраженным неприятием курения. В наше время качество кофе, продаваемого в том или ином заведении, находится в обратной пропорции к вероятности того, что вам позволят выкурить сигарету, пока вы будете его пить. Здешний кофе оказался превосходным, соответственным было и отношение к курильщикам — я бы не удивился, увидев на стене парочку их голов. Пришлось забрать кофе с собой, что отнюдь не прибавило мне хорошего расположения духа, и теперь я сидел, наблюдая через ветровое стекло, как Ред-Лодж постепенно оживает. На улицах появились люди, открылись магазины с товарами, которые обычно покупают, чтобы подтвердить свое пребывание в отпуске. Приехали несколько парней с ведрами краски и начали придавать более живописный вид дому на противоположной стороне улицы. Я заметил нескольких туристов, упакованных в лыжные костюмы так, что они казались почти шарообразными.