— Надейся и дальше, — хитро улыбнулся он. — Ну вот я и подумал: почему бы мне немного не покопаться в жизни Уорда?
Я уставился на него, зная, что он мой друг и все будет в порядке, но все равно чувствуя себя так, словно он вторгся в мою жизнь без спроса.
— Знаю, знаю, — сказал он, успокаивающе поднимая руку. — Мне просто было скучно, что я еще могу сказать? Извини. Так или иначе, я запустил свои компьютеры и залез в несколько баз данных. Сразу должен сказать, что не нашел ничего такого, чего бы уже не знал. В свое время был арестован и допрошен, но отпущен из-за отсутствия улик. Плюс свидетель, отказавшийся от дачи показаний, и еще один, который исчез. Дело о торговле наркотиками в Нью-Йорке в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году, которое замяли, когда ты согласился поставлять информацию о некоей студенческой группировке из Колумбии.
— Они были сволочами, — попытался защититься я. — Расистами и сволочами. К тому же один из них спал с моей девушкой.
— Да ладно тебе. Ты мне уже об этом рассказывал, и мне в любом случае наплевать. Если бы ты этого не сделал, ты не оказался бы в Конторе и мы бы с тобой не познакомились, а это было бы нехорошо. Как я уже сказал, либо в досье нет ничего такого, о чем я уже не знал бы, либо ты хорошо эту информацию спрятал. Очень хорошо. Хотел бы я знать, о чем именно, — просто из интереса.
— Не скажу, — ответил я. — У человека есть право на тайны.
— Что ж, Уорд, у тебя они и в самом деле есть. Это я точно могу сказать.
— В смысле?
— Где-то через час меня несколько раздосадовало, что мне ничего не удалось найти, и я занялся проверкой материалов по Хантерс-Року — с апострофом. Я узнал адрес дома твоих родителей, когда они въехали в него и когда выехали. Они поселились там девятого июля тысяча девятьсот пятьдесят шестого года, насколько я помню, это был понедельник. Они платили налоги, занимались своими делами. Твой отец работал в агентстве недвижимости Голсона, мать — на полставки в магазине. Чуть больше десяти лет спустя там же родился ты. Верно?
— Верно, — ответил я, не понимая, куда он клонит.
Он покачал головой.
— Неверно. В окружной больнице в Хантерс-Роке нет никаких данных об Уорде Хопкинсе, родившемся в этот день.
Мне показалось, что мир слегка покачнулся.
— То есть?
— Таких данных нет ни в центральной больнице в Бонвилле, ни в больнице имени Джеймса Нолана и ни в одном другом медицинском учреждении в радиусе двухсот миль.
— Этого не может быть. Я родился в окружной. В Хантерс-Роке.
Он снова твердо покачал головой.
— Нет.
— Ты уверен?
— Я не только уверен, но еще и проверил на пять лет в обе стороны, на случай, если ты по какой-то причине исказил свой возраст, скажем, из тщеславия или просто от неумения считать. Уорда Хопкинса нет. Ни одного Хопкинса, под любым именем. Я не знаю, где ты родился, друг мой, но я точно знаю, что не в Хантерс-Роке или его окрестностях.
Я открыл рот и снова его закрыл.
— Может, это и не столь важно, — сказал Бобби, а потом пронзил меня взглядом. — Но ведь это имеет отношение к той кассете, которую тебе нужно было оцифровать, не так ли?
* * *
— Проиграй еще раз, — сказал он.
— Честное слово, не думаю, что смогу это вынести, Бобби.
Бобби посмотрел на меня. Он сидел на одном из двух стульев в номере отеля, склонившись над моим ноутбуком. Я только что проиграл ему все файлы, уверенный, что видел их уже достаточное число раз для одного дня. А может быть, и для всей жизни.
— Поверь, мне и первого раза вполне хватило.
— Ладно, тогда проиграй звук.
Я наклонился, нашел файл и дважды щелкнул по нему мышкой.
Бобби несколько раз прослушал отфильтрованную версию, затем сам остановил воспроизведение и кивнул.
— Действительно, похоже на «соломенные люди». У тебя есть мысли, что бы это могло значить?
— Ничего определенного. А у тебя?
Он потянулся к стакану. К этому времени у нас осталось полбутылки «Джека Дэниелса».
— Единственное, что приходит на ум, — есть такое жаргонное выражение для покупки оружия через подставных лиц.
Я кивнул. Бобби имел в виду способ, с помощью которого те, кто не имеет права приобретать оружие — в силу недостаточного возраста, предыдущих судимостей или отсутствия лицензии, — все же могут стать его обладателями. Просто идешь в оружейный магазин вместе с другом, имеющим все соответствующие права. Ты договариваешься с продавцом, выбираешь то, что тебе нужно. Когда же приходит время расплачиваться, то передает деньги и фактически совершает покупку твой друг — тот самый «соломенный человек».
Конечно, предполагается, что продавец не должен разрешать подобное, зная, что в итоге владельцем оружия окажешься ты, но большинство из них смотрят на это сквозь пальцы. Продано — значит продано. Как только ты выйдешь из магазина, будет ли продавшего волновать, что ты собираешься делать дальше? Пока ты не пристрелишь его родную мать, ему, скорее всего, будет на это просто наплевать. Среди тех, кто торгует оружием, конечно, есть и честные люди. Но немало и тех, кто считает, будто каждый американец, мужчина или женщина, должен владеть огнестрельным оружием с рождения. Их совершенно не волнует тот факт, что эти маленькие и тяжелые механизмы — всего лишь средство лишить кого-то жизни, они верят, что оружие само по себе морально чисто и лишь те, кто его использует, могут обратить его во зло. Такими в основном считаются чернокожие или нехорошие белые наркоманы, которых «мы ни в коем случае в нашем магазине не обслуживаем».
— Думаешь, это?
— Вряд ли, — признался Бобби. — Хотя кое-что похожее в последнюю пару лет было. Федералы и полиция нескольких городов пытались прижать торговцев, которые чересчур нагло нарушали закон. Немалый процент оружия попадает на улицы именно таким образом, через тех, кто скупает его оптом, а потом продает парням из подворотен. Сейчас идет несколько судебных процессов, и, насколько я помню, один из них закончился год назад. Не помню, правда, точно, как именно. Но так или иначе, не понимаю, какое это может иметь отношение к твоим родителям.
— Я тоже, — согласился я. — Насколько мне известно, у отца никогда не было оружия. Не помню, чтобы он когда-либо касался этой темы, но обычно у людей, занимающих такое положение в обществе, дома имеется сейф с неплохим ассортиментом пистолетов и ружей. К тому же — я просто не понимаю, к чему тут эта фраза.
— Ты искал?
— Где? В сборнике цитат?
Он закатил глаза.
— В Интернете, конечно.
— Господи, нет.
Я люблю Интернет. По-настоящему. Каждый раз, когда мне нужна какая-нибудь бесплатная программа, или я хочу узнать, что за погода в Боготе, или ищу фотографию женщины с мулом, я сразу же привожу в действие модем. Но как источник информации Интернет никуда не годится. Ты получаешь миллиарды файлов, каждый из которых хочет, чтобы его увидели, услышали и загрузили, а то, что мне реально нужно, оказывается словно затоптанным под ногами толпы. И почему-то каждый раз, когда я ищу нечто конкретное, я сразу же получаю «ошибку 404».