— Ты хочешь покушать этот вкусный баклажан? Хочешь? — Тебе приветливо заглядывают в глаза. — Покушай, только возьми зелень — стой, стой, вот зелень, а теперь кусай… Ну?! Вкусно?! А?! Давай, кушай-кушай хорошо.
Миша, Миша. Он нанимает повара и в начале испытательного срока взвешивает его. Через два месяца, когда оканчивается испытательный срок, когда вроде бы понятно, что повар старался и справлялся со своей работой, он, этот повар, просит надбавки к зарплате. Миша ставит повара на весы. За испытательный срок, за те два месяца, повар поправился на 12 килограммов… Надбавки не будет. Это мои 12 килограммов, разводит руками Миша.
Последний вечер в Таллине. Естественно, афтерпарти. Одесситы в армянском ресторане.
Вдруг кто-то из наших туристов, уже во хмелю, залез на эстраду, вырвал в непродолжительной схватке с музыкантами микрофон и заголосил:
— Мурка! Ты мой Мурёоооночек!!!
Ай-ай-ай… Мы переглядываемся. Как-то неловко.
Вдруг ясный, четкий, поставленный голос известного, любимого всеми артиста Р. К. Голос прорезает шум гостей и громкое фальшивое «Оц-тоц!», и мы слышим:
— КАВАРАДОССИ ДАВАЙ!!!
Экскурсия. Наш гид Самуил, профессор кафедры истории Таллинского университета, тягает нас по булыжным мостовым и поет осанну своему городу. Слушать его — наслаждение. Мы трусим за ним с детским любопытством по Старому городу, благополучно пережившему столетья и сохранившемуся вопреки времени. Он заставляет нас задирать головы на крыши и флюгера, приседать и рассматривать как под микроскопом фрагменты средневековой мостовой.
Мы подымались вверх по узким улицам и спускались под старые мосты, касались древних стен храмов, которые и по сей день охраняются тенями монахов-доминиканцев, убиенных представителями Папы Римского. Мы слушали пряные, настоянные на времени истории и легенды о героях и королях, о легкомысленных прожигателях жизни и богобоязненных целомудренных девицах, о том, как, кто, для чего и для кого и в честь кого строил эти соборы, храмы, башни, целые улицы. Самуил рассказывал о них всех в таких подробностях, с таким уважением и в то же время с мягкой доброй иронией, как будто кого-то из них знал лично, как будто был тогда там, кому-то в толпе таких же, как он, горожан кланялся при встрече, кем-то любовался и не мог отвести глаз, кого-то даже похлопывал по плечу и поднимал с ним рюмочку за долгое существование гильдий и братств, — рассказывал с таким жаром, как будто сам состоял в них.
А после экскурсии Самуил повел нас в ресторанчик, и там мы ели драники с соленым лососем и чесночным соусом. Чесночного соуса было много. Мы его ели с лососем, с драниками, с черным хлебом, с белыми булочками…
Хороши же мы были в выделенном нам той же мэрией «лексусе», когда по-драконьи дышали на интеллигентного нашего водителя чесноком и рыбой.
Вкусно было. И очень весело сидеть в компании Самуила, его жены и в компании одесситов, которые продолжали и продолжали задавать Самуилу вопросы.
Думаю, мы — эта наша компания: М., В., Л., А., Б.Н. и я, мы, прожившие неделю в жестком ритме вместе, в одном доме, теперь после поездки в Таллин запросто могли бы попроситься на необитаемый остров, например, играть в последнего героя. И выиграли бы! А че? Я знаю, что если будет конкурс на «съесть толстых серых червяков с черными глазами», то мы все разделим этих червяков поровну, нет, В., и Б.Н., и А. возьмут себе больше, чтобы мы, девочки, поменьше мучились. И мы все, глядя друг на друга, мужественно сожрем эту пакость.
А если будет конкурс на красоту, то М., со своим безупречным вкусом, выберет туфли, наряд, посоветует прическу, Б.Н. придумает веселые слова для выхода, я отрежиссирую этот выход, А. сыграет Караманова так, что дух у всех перехватит. Л. будет горячо поддерживать, угощать, поить водой (запросто отдаст свою, ну на нашем же острове наверняка будет мало пресной воды). Да, Л. будет очень сопереживать и активно помогать всем, носить костюмы, следить за порядком, а перед самым выходом претендента на Мисс или Мистера острова, выдвинутого от нашей сплоченной группы, она, то есть наша Л., придумает что-то такое, чего ни у кого и никогда не было. А наш В. все это талантливо снимет на свою камеру, поставив ее на штатив, который мы чуть не потеряли, но потом оказалось, что мы забыли его в армянском ресторане, хоть не были пьяные, а просто устали и потеряли бдительность. (А что, вот недавно премьер-министр Англии ребенка в пабе забыл. И тоже вернули, слава богу.)
Ну а потом, чем черт не шутит, мы уже потренируемся вместе и в космос. А пока поездим по нашей планете.
«Жииииизнь — кибитка кочеваааая. Песня вдаль несет…»
В самолете мы с Л. опять были очень заняты — мы боялись. После бесконечных полутора часов заячьего страха мы наконец приземлились в Борисполе: жара, суета, горластые болельщики «Евро-2012». А мы расслабленные, мы спокойные, мы еще в куртках и свитерах, мы из Таллина.
Я попрощалась со всеми нашими, заторопилась и тут же села в автобус, идущий на железнодорожный вокзал. И вот я еще в вежливом Таллине, я еще не отвыкла, а меня уже пихают, рядом со мной бухается большой рыжий швед-болельщик. Очень большой и очень рыжий. Нет, я к рыжим с большой симпатией, но он же сел мне на колени! Он сел, расставил внаглую свои, обтянутые ярко-клетчатыми шортами ноги, навалился мне на плечо и захрапел. От него пахло сладкими амбровыми духами и водкой. Сильно, одуряюще. Как в рекламе — «аромат соблазна, который сводит с ума». Да, этот запах меня сводил с ума, да, у меня был соблазн — врезать рыжему по шее, выпихнуть его из автобуса. Я не поддалась соблазну — я просто разревелась. Слезы неконтролируемо текли по моему лицу. Диссонанс! Я-то душой была еще в прохладном Таллине, а тут на моем плече жарко, по-хозяйски дрыхла косматая огненная голова. Рыжий поднял башку и спросил по-английски:
— Ты плачешь, потому что Украина проиграла англичанам?
— No.
— Ты плачешь, потому что я — рыжий?
— No.
— А почему ты плачешь?
— Я плачу, потому что мне тесно, неудобно, жарко. И ты занял слишком много места.
Швед заерзал и сделал вид, что подвинулся. Автобус тронулся, я продолжала лить слезы.
Меня ужасно раздражали всякие мелочи — скрежет старого автобуса, жара, сквозняк, хихиканье юных дурочек с подвыпившими мальчиками в футболках «Дякую Боже, що я не москаль». Говорят, если человека раздражают мелочи, у него тут же начинаются крупные проблемы.
Уже на вокзале я обрушилась на милиционера, почему он грубит, хамит и воротит морду в центре Европы практически. Потом отмахнулась от молодого попрошайки, крепкого, наглого, с полным набором рук, ног, глаз и прочего. Потом спросила у проводницы, почему не убран вагон, почему она так неряшливо одета — ведь столица же, ведь чемпионат же. И почему в вагоне такая жара. Ведь лето же! Ведь двадцать первый век же! Почему в Эстонии могут, кричала я, обычные эстонские проводницы, нарядные, вежливые, а у нас — нет?! Выйдя из вагона и сев в машину, наорала на своих, которые меня встречали. Когда есть ограничение скорости, орала я, надо сбавлять скорость! Почему в Эстонии сбавляют, а мы — нет?! Почему в Эстонии соблюдают законы, а мы нет? Почему?!