Через полчаса в его кабинете собрались Доценко, Ларцев, Коротков, Селуянов и Дмитрий Захаров.
– Наступил переломный момент, – начал полковник. – По делу Филатовой теоретическая часть окончена. Нам кажется, что мы знаем, почему она была убита. Мы уверены, что убийство это заказное, и мы думаем, что заказчиком или, если хотите, инициатором убийства был Александр Евгеньевич Павлов. Есть среди вас кто-то, кто думает по-другому?
Гордеев обвел глазами присутствующих.
– Хорошо, продолжим. Возможности проверки наших теоретических изысканий крайне ограничены. У нас пока есть только идеи и несколько косвенных, я подчеркиваю, косвенных, улик. Мы располагаем двумя идентичными текстами и очевидной ложью полковника Павлова. На этом, как вы понимаете, обвинения в убийстве не построишь. Кроме того, не исключено, что все мы ошибаемся и Павлов к убийству Филатовой непричастен. Тем не менее теоретическая часть, как я уже сказал, окончена, и мы приступаем к практическому этапу. Цель его – попытаться выманить наемного убийцу из норы. Никаким другим способом мы его не найдем. Судя по его почерку, это не случайный киллер, к услугам которого прибегают при разборках между преступными группировками. Это человек, надежно защищенный хорошо продуманной системой безопасности и контроля. И даже если случится невероятное и Павлов отдаст нам связь, при помощи которой он вызывал «заказника», дальше первого звена мы не уйдем. Остальные звенья мгновенно рассыплются, и конца этой цепочки мы никогда не найдем. С этим все согласны?
И снова молчание было ему ответом.
– Нам с вами выпал редчайший шанс – возможность поимки «заказника», работающего на верхние эшелоны. Такого случая в нашей практике еще не было, поэтому умениями и навыками в этом деле мы похвастаться не можем. Риск совершить ошибку чрезвычайно велик, а шанс добиться успеха чрезвычайно мал. Я хочу, чтобы все вы об этом помнили.
Виктор Алексеевич замолчал, привычно сунул в зубы дужку очков и задумался. Внезапно он хитро усмехнулся и спросил:
– Кто из вас заядлый рыболов?
Вопрос был настолько неожиданным, так резко выпадал из общего настроя разговора, что оперативники даже не улыбнулись.
– Я, – чуть помедлив, откликнулся Коля Селуянов.
– Эх вы, молодое поколение, – шутливо вздохнул Гордеев, – простые радости вам недоступны. Ну хотя бы разницу между блесной и живцом вы знаете?
Все дружно закивали, расслабившись.
– Так вот. В деле Ковалева мы использовали Каменскую как блесну, на которую потянулся сначала Павлов, а потом, с его подачи, Рудник. А теперь мы будем делать то, чего в рыбацкой жизни не бывает, – мы будем делать из блесны живца. Ваша задача – обеспечить максимальный контроль за ситуацией. Павлов является сотрудником Штаба нашего министерства, поэтому использовать наружное наблюдение мы не имеем права. Я имею в виду, что мы не можем обращаться за помощью к соответствующей службе. Но делать это своими силами нам придется. Не забывайте, что Павлов здесь бывал и может опять появиться в любой момент. Каждого из вас он мог видеть в лицо и запомнить. Захаров? – Гордеев вопросительно взглянул на Диму.
– Сделаем, Виктор Алексеевич. Друзья еще не перевелись, – отозвался Дима.
– Хорошо. Нужна подробная психологическая характеристика Павлова и его стиль мышления. Ларцев? – полковник кинул взгляд на Володю, который славился своим умением разбираться в людях, за что его ценили коллеги и, надо заметить, пользовались его талантом порой совершенно беззастенчиво.
– К завтрашнему утру сделаю, – сказал Ларцев.
Гордеев отрицательно покачал головой.
– Сегодня к вечеру. Часам к девяти, не позже, – категорически отрезал он.
Володя покорно вздохнул.
– Еще одна задача. Подстраховать установление личности журналистки Лебедевой. Здесь не должно быть никаких осечек. Коротков.
Юра молча кивнул.
– И последнее. В нашей схеме есть одно слабое звено – Борис Васильевич Рудник. Мы предполагаем, что при организации убийства Филатовой Павлов действовал через него. Если история повторится и Павлов попытается выйти на убийцу опять через Рудника, весь наш замысел развалится. Рудник нервничает, он, как сказали бы психиатры, неадекватен. Как только он пойдет по цепочке, это сразу же будет замечено и сработает система безопасности. На убийцу он не выйдет. Таким образом, наша цель не будет достигнута. Нам нужно, чтобы Павлов к Руднику не обратился. Но это мы взять под контроль не можем. Остается надеяться только на то, что Павлов будет думать так же, как и мы. Он побоится пугать Рудника вторым убийством.
Совещание у полковника Гордеева длилось еще полтора часа. Отпустив сотрудников, Виктор Алексеевич еще раз обдумал все детали. Кажется, сделано все возможное, ничего не упущено. Но риск велик, очень велик. Вся операция построена на домыслах, на том анализе, который сделала Каменская. Голова у нее, конечно, светлая, но возможность ошибки исключать нельзя.
Он припомнил недавний визит Павлова к нему. Тогда план операции еще был в зародыше, ясности – никакой, но Виктор Алексеевич все-таки сделал первый шаг, сказал Павлову, что нашелся свидетель, который видел убийцу, выходящего из дома, где жила Филатова, так что теперь они располагают приметами преступника. Это должно сыграть свою роль, если они все верно рассчитали. Если верно… А если нет?
Гордеев подсел к телефону, набрал номер. Мысленно упрекнул себя за то, что злоупотребляет хорошим отношением человека, который помогает ему «отделять правду от истины». За время, прошедшее со дня убийства Филатовой, он звонит ему уже в третий раз, а раньше, бывало, месяцами не объявлялся. Нехорошо это.
– Как здоровье, Степан Игнатьевич? – бодро спросил он, когда на другом конце сняли трубку.
– Видать, крепко тебя прихватило, Витюша, – раздался в ответ скрипучий старческий смех. – Помереть спокойно не дашь. Чего опять стряслось?
– Бог с вами, Степан Игнатьевич, ничего не стряслось, просто проведать решил, – солгал Гордеев и с ужасом почувствовал, что краснеет.
– Ты как, по телефону проведывать будешь или на чашку чаю попросишься? – ехидно поинтересовался Степан Игнатьевич.
– Попрошусь, если нальете.
– Чаю-то? Чаю налью, чего ж не налить. Так что, поджигать газ под чайником или в другой раз проведывать будешь?
– Поджигайте, – решительно сказал Гордеев, посмотрев на часы. – Сейчас приеду.
Степан Игнатьевич Голубович был когда-то учителем Гордеева, его наставником и ангелом-хранителем. Ему было под восемьдесят, сердце не то что пошаливало, а буянило вовсю, порой и ноги подводили, и руки тряслись. Жил он один, в уютной комнатке огромной коммунальной квартиры, которые еще сохранились в центре Москвы. У Голубовича были заботливые дети, почтительные зятья и невестки, любящие внуки, но старик ни в какую не соглашался жить с ними, несмотря на их настойчивые просьбы. Оно и понятно, жили дети со своими семьями далеко от центра, часто навещать отца у них времени не было, а редко – стыдно было, да и душа за него болела, они и в самом деле любили его. Характер у Степана Игнатьевича был вполне уживчивый, и если бы он переселился к сыну или к дочкам, все бы облегченно вздохнули. Но он был неумолим.