— Я просто хочу, чтобы вы сначала немного рассказали о себе. Подойти к теме, так сказать.
— Конечно.
Салли ободряюще улыбнулась:
— Может быть, кто-то из ваших родителей занимался наукой?
— Нет, в нашей семье ученых нет. Мой отец работал в торговле.
— Он интересовался наукой?
Джон покачал головой:
— Вообще не интересовался. Он обожал ловить рыбу и играть в азартные игры — такие у него были увлечения. Здесь он был просто ходячей энциклопедией. Знал все об удочках, лесках, грузилах, наживках, поплавках, приманках, покере и беговых лошадях. Он мог сказать, в какой именно части реки собралась в данный момент рыба, и назвать поименно всех лошадей, участвующих в скачках почти по всему миру. — Он улыбнулся. — Наверное, можно сказать, что он серьезно изучил науку рыбной ловли и игр на деньги.
— Вам не кажется, что есть некое сходство между рыбной ловлей и методами научных исследований? — спросила Салли.
Джону хотелось одновременно и угодить журналистке, и направить разговор в нужное ему русло.
— Я думаю, моя мать оказала на меня куда большее влияние, — ответил он. — Она была учительницей математики — и всегда интересовалась абсолютно всем на свете. И при этом она была очень практичной женщиной. Сегодня могла, например, разобрать на части электрический двигатель, чтобы показать мне, как он работает, а завтра обсуждать со мной теологические сочинения Эммануила Сведенборга. Мне кажется, именно от нее я унаследовал такую любознательность.
— Похоже, от матери вам досталось больше генов, чем от отца.
Джон тут же подумал о Детторе.
— Возможно, — бесстрастно произнес он.
Как, черт возьми, Детторе мог ошибиться? Как? Как?
— Ну хорошо, доктор Клаэссон, а теперь не могли бы вы вкратце описать — ну, в общих чертах — проект, которым занимается ваша лаборатория?
— Да, разумеется. — Джон задумался на пару секунд. — Что вы знаете о структуре человеческого мозга?
Ее лицо на мгновение напряглось. Совсем чуть-чуть, но Джон сумел уловить посыл. Не разговаривай со мной так покровительственно.
— Моя диссертация была посвящена природе сознания.
Джон изумился:
— Вы защитили диссертацию? Где вы учились?
— В Тулейнском университете.
— Я впечатлен. — Даже больше — Джон был поражен. Он никак не ожидал, что она обладает какими-то познаниями, кроме общих.
— Мне просто не хотелось, чтобы вы думали, будто разговариваете с безмозглой курицей.
— Я ни на минуту…
— Подумали-подумали. — Салли широко улыбнулась. Ее глаза снова потеплели. — Я заметила.
— Ну ладно, сжальтесь надо мной! У меня и так выдался тяжелый день — не надо разделывать меня под орех.
Официантка принесла пиво. Не дав ей даже поставить кружку на стол, Джон принял пиво у нее из рук и тут же сделал большой глоток.
— Итак. Ваш вопрос. Мы изучаем человеческие органы, и в частности человеческий мозг, пытаясь понять, как они эволюционировали до нынешнего состояния и каких изменений можно ожидать в будущем.
— Вы надеетесь, что результаты позволят вам определить, что такое человеческое сознание?
— Именно.
— Можно ли сказать, что в ваших программах моделирования используется принцип нейродарвинизма?
— Это термин Эдельмана. — Джон глотнул еще пива. — Нет, не совсем так. Даже совсем не так. — Одно из стекол в очках было чем-то запачкано, и это раздражало Джона. Он снял очки и протер их носовым платком. — Вы же наверняка это проходили. Нейродарвинизм подразумевает, что, если вы создаете робота и не закладываете в него программу, он должен научиться всему из собственного опыта, как происходит у людей. Такой подход должен привести к созданию думающих машин путем копирования человеческого мозга. Мы этим не занимаемся, у нас другая задача.
Он рассмотрел очки на свету — стекло все равно было каким-то мутным. Джон вытер его еще раз.
— Наша задача — смоделировать на компьютере то, что происходило за миллионы лет эволюции, воссоздать примитивный мозг, поместить его в условия естественного отбора и посмотреть, как он будет меняться, достигать того уровня развития, на котором находится наш мозг сейчас. В то же самое время мы создаем виртуальные модели современного человеческого мозга и смотрим, как он будет эволюционировать в будущем.
— Тогда у меня есть еще вопрос, доктор Клаэссон.
— Называйте меня просто Джон.
— Хорошо, Джон… спасибо. Вы сказали, что воссоздаете примитивный мозг, верно?
— Да, совершенно верно.
— Насколько примитивный? Как далеко вы возвращаетесь? К палеолиту? Юрскому периоду? Кембрийскому?
— Еще раньше. К архейскому.
Пиво давало себя знать. К своему удивлению, Джон заметил, что выпил уже две трети кружки. Он понимал, что не должен пить так быстро и так много, но чувствовал себя на редкость хорошо. Просто замечательно.
— А когда вы, наконец, поймете, как сформировался человеческий мозг, вы надеетесь найти ответ на вопрос, что такое сознание?
— Не обязательно. Вы заглядываете слишком далеко.
— Ну конечно. — Она иронично улыбнулась. — В один прекрасный день вы просто выключите компьютер и скажете себе: Ну вот, теперь я наконец-то понял, как сформировался мозг человека. А сейчас я пойду домой и покормлю кошку. Так?
Джон тоже улыбнулся.
— Исходя из того, как работает ваша программа, когда вы закончите, когда вычислите путь формирования мозга, вы будете иметь его законченную виртуальную модель. Следующим шагом должно стать его улучшение, правильно? Что вы сделаете? Добавите памяти, например? Улучшите сообразительность?
— О! Вы слишком забегаете вперед.
— Я бы так не сказала, доктор… Джон. Я просто цитирую вашу собственную статью трехгодичной давности.
Джон кивнул — теперь он вспомнил.
— Ах, ну да. Хорошо. — Он улыбнулся. — Вы подготовились. Сделали домашнюю работу. Но в любом случае основная тема статьи была другая. Я просто выдвинул гипотезу. — Он вдруг осознал, что интервью идет совсем не по тому пути, как предполагалось. Нужно взять инициативу в свои руки и повернуть его в нужную сторону. — Послушайте, Салли, все эти размышления о будущем — я рад поговорить на эту тему, но нельзя ли сделать так, чтобы это не вошло в интервью?
— У вас все хорошо? — Официантка материализовалась словно из ниоткуда. — Принести вам еще выпить?
Джон заметил, что бокал Салли почти опустел.
— Конечно, — ответил он. — Салли, еще бокал?
Она поколебалась.