На следующий день заведующая вызвала его на ковер для разноса. Марк плелся в кабинет, провожаемый сочувственными взглядами одногруппников, и совершенно счастливый, потому как все его эмоции и состояния были на месте. Заведующей он все честно рассказал. Она смеялась до слез и, конечно, простила. В тот день они оба занимались сексом как узники, истомившиеся от воздержания.
Сегодняшний день доказал бы, что работа стоматолога таит в себе большие опасности. Небось сердечная мышца бедного дантиста вся никакая. Вечером он еле живой дополз до дома, усталый и злой как черт. Пошел в ванную, вспомнил, что должен звонить Олег. Выскочил обратно нагишом, мокрый за телефоном, поскользнулся и пребольно приложился об пол. Черт, завтра небось придется полдня стоя работать, на задницу не сядешь. Вот она, жизнь холостяцкая, даже йодную сеточку на попе некому сделать. Ах, жениться пора, пора. На ком только? Хочется, чтобы была симпатичная, и с фигурой, и готовила… По ассоциации с мыслями о еде Марк вспомнил Катюшу, которая работает у него медсестрой. Ее мама печет фантастические пирожки. Такие бывают только на картинках в книжках о кулинарии: маленькие, румяные и удивительно вкусные. Жениться, что ли, на Катюше? Фигурка у нее ладная, грудь — так просто замечательная. Интеллект, правда, как у морской свинки… Марк вспомнил высокий голос, которым девушка периодически пыталась что-то поведать, и содрогнулся. Половину слов он просто не понимал, потому что не силен в молодежном жаргоне. Например, доктор не улавливал, что человек хочет выразить, когда говорит «а мне фиолетово». Это как? Хорошо? Плохо? Еще как-то?.. Короче, мораль такая: настроение у Марка было паршивое, и он бубнил про себя: «Я старый, усталый, хочу, чтобы кто-нибудь грел мне ужин и приносил телефон в ванную… Черт, задница болит».
Олег позвонил только в девять часов, за две минуты до того, как Марк собирался звонить сам. Он продиктовал нужные сведения о стерве, которую звали Ирина Михайловна Бурова. На вопрос о мамином здоровье пробормотал:
— Ничего.
Марк велел звонить, если понадобится, и они распрощались.
Итак, вооружившись необходимыми данными, доктор набрал номер Ланы. Сказать, что разговор его не удовлетворил, — мало. Она все записала, а потом сказала:
— Спасибо. Как только мне будет что сообщить, я позвоню, — и повесила трубку.
Нормально, да? «А на что я рассчитывал? — спросил себя Марк. — Может, что мы поболтаем или она просто будет более приветлива». Так ведь нет — из трубки разило арктическим холодом. Это его задело. А кого бы не задело?
Следующие несколько дней доктор ходил сам не свой. Антонину Ивановну он не видел, она была на больничном, но все равно не мог отвязаться от этого дела. Ощущения — словно заноза где-то, не то в сердце, не то в заднице. В городе стояла жара. Еще до конца не распустились деревья, а солнце уже палило немилосердно, и ветер гонял по улицам совсем летнюю пыль. Город пах удушающе: бензин, асфальт — жуть.
«Женюсь — построю коттедж за городом и буду там жить. А может, и не буду. Потому как не женюсь», — рефлексировал наш стоматолог.
Смешно, но ситуация начала действовать ему на нервы. Марк плохо ел. Обычно его аппетит приводил в умиление всех женщин. К тому же он умел делать кулинарные комплименты, что, между прочим, гораздо труднее, чем просто ляпнуть что-то вроде: «Зайка, ты сегодня обалденно выглядишь». Но тут у доктора начисто пропал аппетит. Как правило, он ходил обедать в небольшое кафе неподалеку от работы. Обнаружил это место, тщательно прочесав всю округу и перепробовав по пути массу всякой гадости. В очередной день гастрономических исканий Марк забрел в кафешку, выдержанную в восточном стиле: труднопроизносимое название написано арабской вязью, внутри ковры, темное дерево, искусственные пальмы и вдоль стен на полках — статуэтки верблюдов. Самый большой — размером с собаку — стоял у входа и подмигивал входящим. Хозяина звали, само собой, Али. На нем был безупречный европейский костюм и арабский национальный головной убор — платок, перехваченный на лбу шнуром. На первый взгляд он и впрямь сильно походил на араба — тонкое смуглое лицо, жгучие глаза. Честно, Марк заколебался. Мы не в Палестине, но кто ж его знает. Но хозяин уже шел навстречу:
— Что желает дорогой гость?
Судя по акценту, он был родом не из Аравии, а из Аджарии или Абхазии.
Гость желал вкусно и недорого пообедать. Пока заказ готовили, Али занимал гостя беседой. С тех пор они почти друзья. Большая часть сотрудников стоматологического института тоже теперь ходит обедать в это кафе. И если где-нибудь в поездке Марку попадается забавный верблюд, он покупает его в подарок Али. Тот каждый раз радуется как ребенок. Как-то доктор ехидно поинтересовался, каким образом его арабский имидж сочетается со свининой в меню. Усмехнувшись, хозяин ответил:
— Вай, дорогой, если тебе можно ее есть, почему мне нельзя готовить?
Но последние дни Марк либо забывал пообедать, либо перекусывал в ординаторской пончиками. А вечером готовить уж совсем не хотелось. Он вваливался в квартиру, срывал одежду и долго торчал под душем. Потом с мрачной решимостью вооружался какой-нибудь статьей — докторскую-то ваять надо — и запихивал в себя очередной полуфабрикат. Результат не замедлил сказаться — через три дня его скрутил гастрит, и Марк поскакал в аптеку за таблетками, а потом в магазин за овсянкой и курицей — варить супчик и кашу. В четверг его изнывание начало сказываться не только на здоровье, но и на финансах.
Пришел клиент с пульпитом. Здоровый кряжистый мужик, глаза навыкате, дорогой костюм и запах перегара, который смешивался с крепким ароматом «Хьюго Босс», — коктейль был еще тот. Привел его приятель из хирургического, Арлен. Пока мужик маялся в коридоре, Арлен бормотал Марку в ухо:
— Это тебе презент. Смотри какой крепенький, а? А часы — «ролекс», честно. Специально спросил у него, который час. Он, кажется, депутат. Или помощник депутата. Ну, короче, отоваривай по максимуму и не стесняйся. Пойдем, я вас познакомлю, а то мне надо бежать.
Марк вышел в коридор. Депутат улыбнулся, пожал ему руку; и доктор едва удержался, чтобы не вытереть свою о халат, — такие влажные у мужика были ладони. Они обменялись какими-то дежурными фразами, и тут депутат, подмигнув врачу и кивнув в сторону Кати, которая ходила с надутым видом, получив утром заслуженный нагоняй за получасовое опоздание, сказал:
— Какая матрешка ладненькая. Я у себя в аппарате тоже такую держу, толку с нее почти никакого, зато жопа — загляденье. Ну да от баб большего и не требуется. Мозгов им не досталось, зато сестрички и бляденочки из них получаются что надо.
И сам засмеялся своей шутке. Марка просто передернуло. Вспомнил слова Ланы по поводу их генерального директора, который, видно, тоже считает, что женщины годятся только для непосредственного употребления. Наверное, он похож на этого дуболома. Доктор выдавил из себя кислую улыбку и потащил Арлена в сторону. Короче, он не стал брать депутата. Черт с ними, с деньгами. В последнее время не то настроение, чтобы лечить зубы человеку, которого хочется придушить. Арлен решил, наверное, что коллега свихнулся — упустить такие бабки. Ну и ладно. Он моложе и не застал то славное время, когда даже в школе детей учили, что деньги в жизни — не главное. Теперь кое-где ничему не учат, а само подрастающее поколение вот так сразу не может догадаться, что же главное. А местами, говорят, быстро перестроились и теперь вместо коммунистической партии столь же рьяно служат капиталистической, объясняя детям, что капитал первичен, а все остальное — совесть, родина, мораль — пережитки смутного времени и атавизм, замедляющий продвижение к безмятежному будущему. Может, и правда вся эта история начала сказываться на психическом здоровье нашего доктора. Вечером он маялся, а на следующий день пошел в гости. Компания была теплая, не виделись давно, и вечеринка плавно перетекла из ресторана в ближнее Подмосковье, в один из недавно отстроенных коттеджных поселков.