Пока Лилу копировала материалы, Мири ходила по комнате.
— Ты чего? — спросил Анри, наблюдавший за ней.
— Неспокойно мне. Они считают, что книга у фрау Легерлихт, но ведь она ее продала…
— Кому? — тут же спросила девочка.
— Не знаю. Через антиквара или кого-то еще. Как я поняла, среди любителей организовали что-то вроде частного аукциона и продали рукопись, не афишируя. Вот, держи, это название аукционного дома, который занимался торгами, — она протянула Лилу мобильник с нужным снимком. — Но «Мудрецы» до этого не докопались… На собственном опыте мы знаем, что кражу артефактов эти люди считают лучшим способом достижения цели. Вдруг они попробуют тот же подход с фрау Легерлихт?
Мири взяла телефон и принялась набирать номер.
— Старушка небось спит уже, — укоризненно заметил Анри.
Девушка хмуро вслушивалась в длинные гудки, а потом трубку сняли и мужской голос сказал:
— Алло?
— Можно поговорить с фрау Легерлихт?
— Как я должен вас представить?
— Это ее знакомая, Мириам Гринберг.
— И что вам угодно от фрау Легерлихт, фрейлейн?
— Хотела спросить… — Мириам вдруг осеклась. — А кто вы такой? — быстро спросила она. — Насколько я помню, фрау живет одна.
Она уже начала делать знаки Анри, чтобы он взял свой телефон и вызвал полицию, когда из трубки донесся тот же голос:
— Я старший инспектор полиции Зальцман. Так зачем вы звоните фрау Легерлихт?
— Я была у нее вчера… Привезла картину в подарок от моей бабушки и… и обещала помочь с оценкой, назвать эксперта в Вене, к которому она могла бы обратиться. Что случилось? — крикнула она, чувствуя, как виски сжимает обруч боли, а ладони становятся неприятно мокрыми от пота.
— Сегодня на квартиру фрау было совершено разбойное нападение, — голос старшего инспектора звучал сухо, и была в нем нотка сожаления, от которой сердце у Мири замерло.
— А… она в порядке? — спросила девушка.
— К сожалению, нет. Причину смерти установят позднее, но фрау скончалась.
Телефон выпал из рук, и Мири уставилась на тускло мерцающий экран компьютера, на котором, опираясь на спины львов, сиял огнями семисвечник.
Ни Лилу, ни Анри старушку не знали, но новость удручающе подействовала на всех. Анри и Мири торопливо распрощались с родителями девочки и покинули дом семейства Жиро.
Молодой человек довез Мири до дома и уехал, удовлетворившись коротким «созвонимся».
Когда Мири переступила порог квартиры, был уже двенадцатый час ночи. Эмиль то ли спал, то ли делал вид, что спит. Но девушка, поглощенная своими проблемами, вошла в квартиру, позабыв вести себя тихо. Она зацепилась за порог чемоданом, выругалась, отправилась в ванную, стуча каблуками по паркету, умылась, начала снимать одежду, но потом поняла, что смертельно хочет пить, и в чулках и кофточке вернулась в кухню, достала бутылку воды, хлопнула дверцей холодильника, жадно выпила полбутылки, а потом вдруг разревелась.
Когда первый взрыв эмоций прошел, Мири подняла голову и увидела в дверях Эмиля. Он стоял и смотрел на нее: в шелковом халате, красивый, подбородок подернут вечерней щетиной, но это лишь добавляет ему шарма.
— Ты красивый, — выпалила Мири.
Он глянул несколько озадаченно, потом сел на высокий табурет подле кухонного стола и сказал:
— А ты плакса. Что опять случилось?
— Фрау Легерлихт умерла.
— Кто такая фрау Легерлихт?
Всхлипывая, Мири объяснила.
— Понятно. Давай-ка я налью тебе выпить, — сказал Эмиль. — Ты устала и расстроена. Вино снимет стресс, а потом помедитируешь в ванной, и все будет казаться не таким мрачным.
— То есть она оживет? — резко спросила Мириам.
Эмиль молча вздернул брови, и девушка покаянно произнесла:
— Прости. Нервы последнее время не очень. — Она знала, что не нужно задавать этот вопрос, но слишком много всего случилось, и с языка помимо воли сорвалось: — Еще меня достали типы из одного общества. Называется «Мудрость Сиона». И я с удивлением узнала, что ты тоже принадлежишь к этой организации.
Эмиль поставил на стол бокал вина и ровным голосом сказал:
— Общество «Мудрость Сиона» занимается сохранением культурного наследия. Я несколько раз жертвовал им деньги. Так же как и другим организациям. И я не понимаю, что именно тебя удивляет? То, что я занимаюсь благотворительностью?
— Нет, благотворительность — это святое, просто… они меня достали! Решили с чего-то, что у савты были какие-то ценные артефакты. Ограбление организовали…
— При чем здесь ограбление? В обществе состоят весьма солидные люди, мой брат у них казначеем. Не думаю, чтобы они действовали такими методами. Что они хотят от тебя?
— Чтобы я продала им кое-какие вещи.
— Ну вот видишь! Они хотят купить, а не украсть!
— Да, но… — Мириам умолкла. Рассказать про медальон? Пожалуй, сейчас не время. — Они такие навязчивые… и эмблема у них дурацкая! — выпалила она вдруг.
Эмиль взглянул на нее почти с жалостью и принялся объяснять, что, согласно мнению древнего историка Иосифа Флавия, семь лампад, на которые разветвляется семисвечник, обозначают семь планет. Два льва, на которых стоит светильник, — символы двух частей божественной души. Круг, в котором находится эмблема, — символ солнца.
— А что значит символ лабиринта? — жадно спросила Мири.
— Лабиринт? В иудаизме нет символа лабиринта.
— Как это нет? Я сама видела! Ну, то есть слышала!
— Что именно ты слышала? — терпеливо спросил Эмиль.
— Есть такая книга, древняя. Называется «Лабиринт Иерихона». Надеюсь, ты не станешь отрицать, что Иерихон был иудейским городом?
— Я не собираюсь отрицать исторически задокументированные факты. — Эмиль бросил печальный взгляд в сторону спальни, поерзал на табуретке и продолжил объяснения: — Иерихон был построен согласно определенной магической схеме, которая должна была укрепить обороноспособность города. Его окружали семь стен, такой градообразующий элемент в то время назывался лабиринтом. Магия — да. Символизм — нет.
— Как это? — Мири, до половины опорожнившая бокал в два глотка, чуть не подавилась. — Лабиринт — это всегда символ!
— Символ чего?
— Ну много чего… возрождения, — она постаралась припомнить, что там говорилось в тех распечатках, что приготовил ей Анри. — Еще искупления и поиска пути.
— Но все эти вещи не имеют смысла ни в иудаизме, ни, например, в мусульманстве, которые являются «религиями закона».
— Но как же так? — Мири тоже взгромоздилась на табурет, ноги уже не держали от усталости и выпитого вина. — Ты что-то путаешь! Дорога меж стен города не может быть лабиринтом, потому что она не плутает и не заводит в тупики… или заводит?