«Естественно, — подумала Офелия. — Луна набрал номер Руфо, чтобы услышать звонок. Это всегда проблема при попытке спрятать телефон. Рано или поздно кто-нибудь позвонит, и телефон заявит о себе».
— Он что-нибудь нашел?
— Нет. А разве вы не вместе работаете? Вы, как и все в этой стране. Все должно быть сделано дважды, так?
Офелия вышла на середину улицы. Это был квартал старых городских домов, изуродованных революцией, когда за идеализмом следуют усталость и отсутствие краски и штукатурки. В одном дворе стоянка для велосипедов, в другом салон красоты под открытым небом. Разрушающиеся здания, но при этом перенаселенные, как ульи.
Она попыталась восстановить события. Эта же улица, поздний вечер. Аркадий наверху. Руфо снаружи, он только что надел комбинезон. Вынужден импровизировать на ходу, поскольку никто не ожидал приезда русского следователя. Может быть, даже сделал последний звонок, прежде чем вошел в дом. Поднялся по лестнице к русскому, которому предстояло вскоре умереть. Здесь, между двумя домами, в каком месте Руфо мог оставить, всего на несколько минут, свой драгоценный телефон?
Офелия вспомнила Марию, полицейскую машину и сигары Руфо. Она вернулась к крыльцу.
— Чья это машина?
— Моего мужа. Он отправился купить стекла для машины, а потом я получила письмо из Майами. Я присматриваю за машиной, пока он не вернется.
— Шевроле.
— 57-й — лучший год. Я садилась в машину и притворялась, что мы с Руперто ехали в Плайя-дель-Эсте, на пляж. Приятная поездка Я так давно не была там.
— Автостекла очень трудно найти.
— Автостекла невозможно найти.
Обивка представляла собой скорее крысиное гнездо, чем сиденье. Офелия достала из сумки пару хирургических перчаток.
— Вы позволите?
— Позволю что?
Рукой в перчатке Офелия дотянулась через открытое окно до бардачка и открыла его. Внутри лежала деревянная сигарная коробка со сломанной печатью Монтекристо в виде скрещенных мечей. В коробке было десять алюминиевых футляров с сигарами и сотовый телефон «Эрикссон», на котором был установлен вибросигнал вместо звонка.
Офелия услышала щелчок и сквозь разбитые окна машины увидела человека, который ее фотографировал с тротуара. Это был крупный мужчина средних лет. На нем был жилет с множеством карманов, какой обычно носят фотографы, на плече висел футляр с фотокамерой. Завершал образ живописный берет.
— Простите, — сказал он. — Вы так красиво выглядели в этой авто-развалине. Вы не возражаете? Большинство женщин не возражает, когда я их фотографирую. Скорее, им это нравится. Освещение ужасное, но вы выглядите потрясающе. Мы можем поговорить?
Прежде чем выпрямиться, Офелия положила телефон в сигарную коробку и убрала коробку и перчатки в сумку:
— О чем?
— О жизни, о романтике, обо всем. — Несмотря на свои габариты, он нарочито застенчиво протиснулся в калитку. Он свободно говорил на испанском с русским акцентом. — Меня послал Аркадий. Но, по правде говоря, я очень большой поклонник кубинских женщин.
На этот раз Аркадий не устраивал пожар в Сьерра-Маэстра, не стучался в дверь Мостового. Вместо этого он, как только пришел, сразу вставил кредитную карту в дверную щель и ударил в дверь с такой силой, что у малыша, наблюдавшего за ним, перехватило дыхание. Внутри Аркадий в первую очередь посмотрел, была ли по-прежнему «величайшая убойная команда в Африке» центральным украшением стены. Снимок был на месте.
Во время своего первого визита он приложил все усилия, чтобы Мостовой не заметил, что в его доме побывал незваный гость. На этот раз Аркадию было все равно. Там, где была одна фотография яхт-клуба «Гавана», должны были быть и другие, потому что человек, который снимал лучшие моменты своей жизни, не уничтожал фотографии, когда появлялась не та компания — он просто убирал их из вида.
Аркадий снял пальто, чтобы не мешало работать. Он опустошил обувные коробки и чемоданы, пролистал книги и просмотрел кухонные шкафы, перетряхнул содержимое ящиков, отодвинул холодильник от стены и опрокинул стулья. Он обнаружил много фотографий — в основном жесткое порно и видеозаписи садистского секса. Но это все было побочным бизнесом, у всех здесь был свой побочный бизнес или вторая работа. Единственным ощутимым результатом был пот на лице Аркадия.
Он пошел в ванную, чтобы умыться. Стены были покрыты кафелем, зеркало настенного шкафчика было наполовину серебристым, наполовину черным. Внутри шкафчика обнаружилась пара патентованных лекарств от всех болезней, эликсиры для волос и большое количество амилнитрата и амфетамина. Вытирая руки, он заметил, что занавеска душа была задернута. Люди с маленькими ванными комнатами обычно держали шторки открытыми. Это создавало иллюзию более просторного помещения, а может быть, из-за воспоминаний о детских страхах от того, что могло скрываться за ними. Аркадию была знакома такая тревога, поэтому он распахнул занавеску.
В ванне, заполненной водой сантиметров на десять, плавали четыре черно-белые фотографии. Это не были снимки сексуальных игрищ или зарубежных поездок. На фотографиях были мертвый итальянец и Хеди. Кровь казалась черной, ковер и простыни были мокрыми и помятыми. Итальянец был практически изрублен на куски. Раны были явно нанесены мачете. Мужчину Аркадий не знал, но он узнал Хеди, несмотря на то, что ее голова едва держалась на плечах. Сначала Аркадий подумал, что Мостовой получил доступ к фотографиям, сделанным полицией, но, присмотревшись, понял, что снимки были только что отпечатаны. Кроме того, на них не было обычных маркеров, которые полиция оставляет на вещественных доказательствах. Не было видно носков ботинок детективов, когда они пытаются избежать попадания в кадр. Тени на снимках были очень глубокими, там явно не было других источников освещения. Фотограф работал один в темной комнате ночью до того, как прибыла Офелия, и ему потребовалось изрядное мастерство для правильной фокусировки. Либо ему удалось сделать только четыре кадра, либо он отпечатал только четыре из всей пленки. На одном снимке итальянец, еще живой, пытается ползти к двери. Но больше всего внимания было уделено фотографиям Хеди. Снимок снизу, между ног девушки с видом на полуотрубленную голову. На другом — ее голова между поникшими грудями. На третьем просто лицо Хеди, удивление еще живо в ее глазах. Человек с камерой был не в силах противостоять искушению запечатлеть момент: он запустил руку в ее кудри, чтобы подправить позу.
К восьми часам в бухте Хемингуэя слышался обычный гул, как это бывает в маленькой деревушке по вечерам. Более юные члены судовых экипажей со светлыми волнистыми волосами либо праздно шатались по рынку, либо изображали бурную деятельность, поднося пакеты со льдом из бункера. С дальнего конца пристани усилители доносили ритмичный пульс дискотеки. Отблеск огней и звуки вечернего оживления отражались в воде канала. Серп луны с трудом пробивался сквозь электрические огни пристани. Аркадий не видел Офелию, но знал, что обычно она строго держит данное ею слово.