— Мы встречались однажды, не так ли? В Бостоне, помните? Я был с мамой, мы приехали на рождественскую экскурсию в Бикон-Хилл, и она сделала вид, будто случайно наткнулась на вас, и представила вас своим другом.
Вновь пауза, потом Жан-Поль сказал:
— Да. Это был я.
— Вы не рассчитывали, что она придет вместе со мной.
Жан-Поль промолчал.
— Возвращаясь к тому вечеру… — продолжал Майк. — Что это было? Мама пыталась убедить вас позволить ей взять меня с собой?
— Я с юности знал одну вещь: я не гожусь на роль любящего отца. Я большой эгоист. Самовлюбленный и занятый только собой.
— Она ведь не собиралась возвращаться за мной, верно?
Жан-Поль ничего не ответил.
— Она настойчиво внушала мне, что Лу не должен узнать, где она скрывается, — сказал Майк. — Только это не имело значения, узнает он или нет. Она с самого начала не собиралась возвращаться. Она опустила письма в почтовый ящик, прекрасно понимая, что, когда она не приедет за мной, я во всем буду винить Лу.
— Меня потряс выбор вашей матери.
— Но вы и не сожалели о нем.
— Мы были молоды, — попытался объяснить Жан-Поль. — В молодости все совершают глупые поступки. Вы не останавливаетесь, чтобы подумать о последствиях. О том, как придется жить с этим потом.
— Она никогда не сожалела о своем решении?
— Я не могу говорить от имени вашей матери.
— Вы только что это сделали.
Майк повесил трубку и почувствовал, как на шее шевельнулся медальон Святого Антония, который подарила ему мать в тот вечер в церкви.
Майк выезжал со стоянки у «Маккензи», когда зазвонил его сотовый телефон.
— Когда я последний раз проверяла свою голосовую почту, у меня еще не было напарника, — вместо приветствия заявила Нэнси.
— Вы были заняты сегодня, и я решил помочь, сдвинуть дело с места, так сказать, — пояснил Майк.
— Если бы мне нужна была помощь, я бы сказала об этом еще вчера вечером. Не суйтесь туда, куда вас…
— Нэнси, предупреждаю, я не в настроении.
Похоже, она поперхнулась от возмущения, но потом справилась с собой и сказала:
— Ваше сообщение гласит, что она слетела с катушек, стоило вам упомянуть об абортах.
— Ну да, есть немного.
— Опишите мне ее поведение в мельчайших подробностях. Ничего не упускайте.
В течение следующих пяти минут Майк дословно описывал, как Терри «слетела с катушек».
— Довольно странная реакция, — заметила Нэнси, когда он закончил.
— Эта женщина — католичка. С большой буквы «К». Она носит крестик напоказ, поверх блузки.
— Я тоже католичка.
— Но не с большой буквы «К». Поверьте, это огромная разница.
— Все равно, я не стала бы выходить из себя перед незнакомым человеком. Что еще?
— Я уже упоминал о том, что она переезжает в Аризону?
— Из-за своей фибромиалгии?
— Отчасти. У меня сложилось впечатление, что главным образом это как-то связано с ее подругой.
— Как зовут подругу?
Майк ненадолго задумался.
— Я не запомнил ее имени, — признался он наконец.
— Господи Иисусе!
— А какая разница? Она же не подозреваемая, Нэнси.
— Не спешите с выводами. Кто вчера просил меня покопаться в этом деле?
— Я просил, но…
— Моя работа заключается в том, чтобы разговаривать с людьми, задавать им вопросы и выискивать нестыковки в ответах. И когда что-то не складывается, когда кажется, что чего-то не хватает, я начинаю копать. А теперь отвечайте: вы хотите, чтобы я дальше занималась вашим делом, или займетесь им самостоятельно?
— Хочу, — сквозь зубы пробормотал Майк. — Я хочу, чтобы им занимались вы.
— Ладно, проехали. Терри ничего не говорила о Джоуне?
— Нет. Собственно, она все время подчеркивала, что ту, другую его сторону, как она выразилась, она не знает.
— Именно так она и сказала? Это были ее собственные слова?
— Что-то в этом роде. «Та сторона натуры отца Джоуны, которая причинила боль этим девочкам и хранила их вещи под полом в его спальне… с этой стороны я его совсем не знала».
— То есть она сказала, что их вещи лежали под полом в его спальне?
— Да, именно так.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
— А ведь об этом не было ни слова ни в газетах, ни по телевидению.
Майк не смотрел новости по телевизору и не читал газет.
— Ну, может, она услышала об этом от Меррика, — предположил он.
— Меррик не стал бы вдаваться в такие подробности в разговоре с ней.
— Но мне-то он сказал?
— Вы другое дело. Он поступил так, чтобы убедить вас… — Нэнси оборвала себя на полуслове. — убедить меня, что все кончено? Вы это хотели сказать?
— Когда она в последний раз разговаривала с Мерриком?
— Понятия не имею. Хотите, чтобы я вернулся к ней и спросил?
— Нет. Но поскольку вам не терпится поиграть в сыщиков, присмотрите за Терри Рассел, пока я не подъеду, — распорядилась Нэнси. — Сидите на заднице в своем грузовичке и немедленно звоните мне, если она попробует уехать. Я не хочу, чтобы она исчезла до того, как я поговорю с ней. Все, выезжаю. Ждите.
Майк нашел свободное местечко у тротуара примерно в квартале от дома сиделки в тени дерева, откуда ему было хорошо видно крыльцо и входную дверь. Откинув спинку сиденья, он закурил, разглядывая подъездную дорожку.
Майк вдруг, словно наяву, увидел себя, девятилетнего, едущего на новеньком велосипеде — подарок Лу на день рождения, ни больше ни меньше, — по такой же подъездной дорожке. Он попытался отогнать от себя непрошеные воспоминания и тут услышал, как Лу зовет его с заднего двора. Тот сидел на ступеньках заднего выхода. Он только что принял душ и надел чистую белую майку и отутюженные джинсы.
— Тормози, шеф, — сказал Лу и похлопал по бетонной ступеньке рядом с собой. — Нам с тобой нужно серьезно поговорить.
Стоял душный июльский вечер. В спертом влажном воздухе остро пахло скошенной травой и перегноем. Майк пристроился на другом конце ступеньки, подальше от отца — это расстояние понадобится ему, если придется удирать. Но Лу не выглядел рассерженным — пока, по крайней мере. Он не сводил глаз с их соседа, Неда Кинга, который, стоя на четвереньках, копался в своем саду. Его коричневые шорты и пластиковая искусственная нога были перепачканы землей.