Когда Настя вернулась от Карташова, Леша передал ей список звонивших.
Было уже очень поздно, но один звонок она все-таки решила до утра не откладывать. Спустившись к соседке Маргарите Иосифовне, любившей смотреть телевизор допоздна, потому что около полуночи по Московскому телеканалу начинались старые кинофильмы, Настя набрала номер Геннадия Гриневича. Увы, ничего принципиально нового режиссер сообщить ей не мог. Его знакомые журналисты знали о беллетристе Бризаке едва ли больше, чем написано в рекламной аннотации на книжных обложках. Да, говорили они, имя известное, книги пользуются большим спросом, но настоящим литератором его не считают. Крепкий ремесленник, хотя и не без искры божией. Умело набивает себе цену, изображая таинственность. Нет, они, журналисты, убеждены, что никакого криминала за этим не стоит, все это – не более чем рекламный трюк для подогрева интереса читателей. «Господи, – с тоской думала Настя, – неужели опять „пустышка“? Неужели я опять ошиблась?»
…От телефонного звонка Леша сразу проснулся и вопросительно посмотрел на нее. Настя отрицательно помотала головой и села на постели.
– Алло! – сказал Леша в трубку сонным голосом.
– Я прошу прощения за поздний звонок, – послышался приятный баритон, – но мне необходимо срочно поговорить с Анастасией Павловной.
– Она спит.
– Разбудите ее, пожалуйста. Это действительно очень важно и срочно.
– Не могу. Она приняла снотворное и просила ее не беспокоить.
– Уверяю вас, это очень важно для нее. Она ждет моего звонка и будет крайне недовольна, когда узнает, что я звонил, а вы не дали нам возможности поговорить. Это касается работы.
Но Чистяков держался как кремень. Может, он и был, как считала Настя, наивен и доверчив, но сбить его с толку было невозможно.
Настя зажгла лампу у изголовья, схватила сумку, вытащила из нее пропуск в поликлинику и сунула его Леше под нос. Леша понимающе кивнул.
– Послушайте, – взмолился он как можно жалобнее, – у нее сейчас трудная полоса, неприятности и все такое. Она совсем не спит уже несколько ночей, у нее болит сердце и вообще она плохо себя чувствует. Завтра ей предстоит проходить диспансеризацию в поликлинике, и она не хочет в таком состоянии показываться врачам. Она ведь офицер, вы должны понимать.
Поэтому она приняла три таблетки снотворного и пораньше легла спать, чтобы завтра все прошло благополучно. Ей будут давление мерить, к невропатологу пошлют, кардиограмму снимут. В конце концов, даже если я смогу ее добудиться сейчас, она ничего не будет соображать.
– Очень жаль, – непритворно огорчился собеседник. – Хорошо, я позвоню ей завтра. Всего доброго.
– До свидания, – буркнул Леша.
Настя стояла посреди комнаты, плотно запахнувшись в теплый махровый халат. Ее бледное лицо в полумраке казалось неживым.
– Это они? – спросил Чистяков.
Она молча кивнула.
– Почему бы тебе не поговорить с ними? В этой ситуации прослушивание твоего телефона роли не играет, они же сами его и слушают.
– Не люблю, когда меня пугают. Я уже достаточно напугана и не хочу выслушивать очередные «страшилки», которыми они собираются меня накормить.
– Я тебя что-то не понимаю, Настюша. Что ты затеяла?
Прячешь голову в песок, как страус?
– Ничего я не затеяла. Они хотят меня выбить из колеи.
Вот и пусть себе думают, что им это удалось, что я на стенку лезу от страха, что у меня от этого нервное расстройство. Что нового они мне скажут? Что взорвут папину машину? Предпочитаю этого не слышать. Машину они взорвут только после того, как я не выполню их требования, иначе это теряет смысл.
Вот я и не даю им возможности высказать эти требования.
– По-моему, не очень умно, – с сомнением произнес Леша. – Они же могут подойти к тебе на улице. Что ты тогда будешь делать? Скажешь, что ты – это не ты и вообще ты у соседки? Глупо как-то.
– Как знать, Лешенька. Не будут они подходить ко мне на улице, это опасно. После такой встречи их можно выследить, они это отлично понимают. Единственное, что не оставляет следов, – это телефонные звонки. И непременно ночью, чтобы было пострашнее. И из телефона-автомата, чтобы на определителе не было номера, если такой определитель у меня есть. И не более трех минут, чтобы не засекли, если я все-таки пожаловалась начальнику и мой телефон взяли «на кнопку».
– Слушай, неужели ты их совсем не боишься?
– Еще как боюсь, милый, – горько усмехнулась Настя. – Не боятся только умственно неполноценные, потому что не умеют реально оценивать опасность и не понимают, что такое жизнь и как страшно ее терять. Нормальный человек должен бояться, если у него есть инстинкт самосохранения. А я вообще жуткая трусиха, ты же знаешь. Погаси-ка свет, будь добр.
– Зачем?
– Они могут наблюдать за окнами. Я же сплю, согласно вышеизложенной легенде.
– Ты-то спишь, но меня-то они разбудили, – возмутился Леша.
– Не спорь, солнышко, – устало сказала Настя. – Гаси свет, поговорить можно и в темноте.
Она легла, свернувшись калачиком, и прижалась к Лешиному плечу. Он гладил ее по голове и спине, успокаивал, баюкал, что-то рассказывал шепотом. Наконец под утро ей удалось задремать.
Спортивный, подтянутый дядя Коля, снисходительно улыбаясь и посверкивая железными зубами, смотрел на коротко стриженного «ежиком» парня.
– Не переживай, Санек, ты ни в чем не виноват. Бывает.
Он налил себе стакан минеральной воды и залпом выпил. Санек и в самом деле не виноват. Виноват этот старый хрыч Арсен, который слепо доверяет «своим людям» и не удосужился подстраховаться, перепроверить полученную информацию. Выполнение задания сорвалось, придется искать другие пути, например, подсунуть художнику привлекательную телку, чтобы она пошустрила у него в хате. Художник-то, судя по всему, слабоват по части женского пола, не успел одну красавицу похоронить, а с другой уже так закрутил, что теперь приходится от нее прятаться. Ай да Борис Григорьевич, ай да неутешный вдовец!
– Если б ты знал, чего мне стоило не врезать ему как следует, – вздохнул Санек так жалобно, что дядя Коля не смог сдержать смех.
– Ты молодец, Санек, – одобрительно сказал он, – вор – он и есть вор. Ты должен был убедить его, что ты – безобидный неопытный домушник. Драться нельзя было.
– Да-а, нельзя, – продолжал ныть Санек. – Знаешь, как он меня молотил! Тренированный, гад, все точки знает. Я чуть сознание не потерял.
– Тем более. Если он тренированный, то в два счета раскусил бы, что ты никакой не воришка, а боевик-профессионал. Кончай сопли распускать.
Удивляюсь я вам всем: бравые бойцы, а характер – как у бестужевских барышень.