– Я все понимаю, – продолжала между тем его секретарша. – Вы вернулись тогда среди ночи в офис, потому что испугались. Сильно. Я вам сказала, что ключ не подходит, и вы поняли, что вы их перепутали, эти ключи! И я потом много думала, Марк Анатольевич!
– Неужели? – холодно переспросил прежний, всегдашний Волошин, не тот, который пять минут назад играл с ней в игру.
Варя сосредоточенно кивнула.
– Зачем вы поехали ночью на работу?! Только из-за того, что какой-то там ключ не подходит?! Ну и бог бы с ним! Но вы ведь чего-то испугались! Чего?
– И чего же?
– Вам нужно было осмотреть домашний сейф Разлогова и взять оттуда что-то страшно важное. И сделать это так, чтобы не знала Глафира Сергеевна, да? То есть никто не должен был знать, что вы были в его доме и открывали его сейф. Но вы перепутали ключи! Все три! И теперь нам нужно как-то вернуть все обратно. То есть поменять их опять и сделать это так, чтобы никто не заметил. Чтобы Глафира Сергеевна не заметила.
Варя облизнула губы и глотнула из кружки остывшего чаю. А может, это была валерьянка?
– В одиночку вы этого сделать никак не сможете, – заключила она и еще глотнула. – Глафира Сергеевна моментально обо всем догадается. А я могу вам помочь.
– Вы?!
– Конечно, – убежденно сказала Варя. – Во-первых, мне не надо ничего объяснять, я уже обо всем догадалась. Во-вторых, я могу ее отвлечь, а вы опять поменяете все ключи. Вы не сможете одновременно и менять, и отвлекать! Вам нужен… помощник.
Она чуть было не сказала «сообщник».
– Хорошо, – выговорил Волошин, рассматривая ее, – ну допустим. Но зачем это вам, Варя? К вашей жизни это не имеет никакого отношения!
– Ошибаетесь. – Она подошла к окну, зачем-то распахнула его, а потом закрыла, с усилием повернув ручку. – Я давно живу одной жизнью с вами, Марк Анатольевич. Ну и с Разлоговым, конечно. У меня своей-то и нет никакой! Вам, конечно, неважно, но для меня это главное.
– Я для вас главное?!
Она кивнула. Он подождал, пока она добавит: «Ну и Разлогов», но она не добавила.
– Хорошо, – глупо повторил он, – хорошо! И вам наплевать, что именно я пытался утащить у Разлогова из сейфа?!
– Нет, мне любопытно, конечно, но…
– А если это я его убил? Вам же звонил кто-то и сказал, что Разлогова убили!
– Вы не могли его убить.
– Почему вы так… уверены? Или вы считаете меня благородным?
Он ожидал какой-нибудь сентиментальной девичьей чепухи, вроде того, что друг не может убить друга, что он, Волошин, по мнению Вари, на преступление в принципе не способен, и она, Варя, отлично разбирается в психологии злодеев, и Волошин уж точно не злодей! Он даже скривился презрительно, заранее отметая всю эту чепуху, и тут она сказала:
– В тот день Разлогов уехал первый. Вы всегда уезжаете по очереди! То есть уезжали. И у меня в расписании, ну в компьютере, все отмечено, Марк Анатольевич! Вы, конечно, об этом тоже не знаете, но у нас так заведено. Например, первого Разлогов уехал в девятнадцать ноль-ноль, а Волошин в двадцать один тридцать. А второго все наоборот. В день, когда Разлогова… когда Разлогов… умер, именно вы задержались в офисе. Вы уехали уже после десяти. У меня отмечено.
– Позвольте, – пробормотал Волошин, – вы что? Проводили расследование?!
– Немножко, – сморщив нос, подтвердила Варя, – после того как стала вас подозревать. А подозревать я вас стала после того звонка. А я… никак… Короче говоря, я не могла это так оставить! Мне важно было знать! У меня никого нет, кроме родителей и вас, Марк Анатольевич. И еще Разлогова. Должно быть, это очень смешно, но…
– Не смешно, – перебил Волошин, – совсем не смешно! – Он немного подумал и спросил осторожно: – А вы всегда сидите на работе, когда мы задерживаемся?..
– Всегда.
– Каждый день?!
– Да.
– Зачем?! – гавкнул шпиц Дон Карлос, мизантроп.
– Как зачем?! – искренне удивилась девушка Варя, пугаясь гавканья шпица. – А вдруг вам что-нибудь понадобится?! Кофе, сигареты, в Пермь позвонить?! А меня нет. Я могу быть вам полезной.
– То есть вы каждый день сидите на работе до позднего вечера?!
Она вдруг насупилась.
– А что вас так удивляет? Я хочу работать и работаю хорошо, Марк Анатольевич!
– А почему я вас… – он хотел сказать, что никогда не замечал ее по вечерам на работе, и осекся, но она поняла.
– Да вы меня вообще никогда не замечали, – махнула она рукой, – я для вас… мебель. Ну просто удобство, но не человек, это точно. И потом, когда мы по вечерам сидим, я всегда верхний свет выключаю, оставляю только настольную лампу. И вы просто мимо проходите. Мало ли, кто там сидит! Может, охранник или сторож. А это не сторож и не охранник, это я сижу! – Она взяла со стола чашку и стала осторожно мыть под краном. – И в тот вечер вы ушли очень поздно, Марк Анатольевич. Я это точно знаю.
– А может, я уехал и вернулся! – неизвестно зачем сказал Волошин. – Обеспечивал себе алиби. Вы же не сидите на стуле как привязанная! Вы могли и не заметить.
– У меня кресло, а не стул, – тоже неизвестно зачем поправила его она, – и вы никуда не уезжали. Вам звонила из Америки ваша жена, и я вас соединяла. – Варя мельком глянула на него. – Она всегда звонит на рабочий телефон и всегда по вечерам. Ну с тех пор как… уехала. И вы разговаривали очень долго, минут сорок, а может, и больше. Даже если после этого вы сразу кинулись убивать Разлогова, то все равно не успели бы. Никак.
– Мы обсуждали условия развода, – сказал Волошин и встал, – мы теперь все время обсуждаем условия развода и условия содержания нашей общей дочери! Как вы думаете, может, стоит обратиться в программу «Пусть говорят» и рассказать всем, что моя жена тайно вывезла мою дочь за границу? А моего друга убили во время нашего разговора? А документы в то же время пропали?
– Какие документы, Марк Анатольевич?
– Я вам не скажу. Где ваша куртка? Надевайте, поехали!
Глафира проворно чистила картошку, нож мелькал, и шкурки падали в раковину тоненькими полосочками. На грязном, мокром и красном пальце сиял бриллиантовый мяч в пасти веселого бегемота. Дэн Столетов не мог оторвать от бегемота глаз. Или от пальцев?..
– А?..
– Ба! Картошку какую хочешь?