Затылок мужчины выглядел скверно. Не нужно быть экспертом, чтобы определить, куда его стукнули. Вокруг головы расплывалось бурое пятно. Женщина продолжала всхлипывать, но уже не так часто и громко.
— Живут же люди, — завистливо сказал Жора Милованов, задирая голову к потолку. — Вот это квартирка… Два уровня, бассейн, гараж… Что тут еще есть?
— Зимний сад, — хмуро ответил я.
— Ну, зимним садом меня не удивить. У меня за окном — зимний лес, — хихикнул Жора. — Это вдова, я так полагаю?
Женщина осоловело обвела комнату глазами и начала отчаянно зевать.
— Вдова, — кивнул я. — Она нас и вызвала, за десять минут до звонка Семенова. Жор, тебе жмурку-то достать?
— Доставайте… Ох, грехи наши тяжкие… И воду в бассейне спустите. Гляди, там на дне блестит что-то…
— Где блестит? — удивился я. — Там, похоже, только пиджак его.
Жора нетерпеливо подтащил меня на свое место и ткнул пальцем куда-то в угол.
— Вон туда смотри. Видишь, что-то темное, но блестящее в то же время?
— Вижу, — приглядевшись, ответил я. — На пепельницу похоже. Или на вазу какую.
— Вот эту штуку мне тоже достаньте. Возможно, орудие преступления. И пошевеливайтесь, мне надоело по ночам ездить. Когда вы уже этого придурка поймаете…
Двое наших оперов неуклюже вынимали тело из бассейна. Один, не удержавшись, полетел в воду с громким всплеском. Вынырнув, он, матерно ругаясь, побрел к бортику. Вода доходила ему до шеи, так что утонуть опер не рисковал.
— Колюня, — ласково сказал я, — раз уж ты все равно вымок, нырни-ка вон за той штукой, что в уголке валяется. И мешок возьми, вдруг, чем черт не шутит, хоть какие то пальчики на ней вода не смыла.
Мое предложение энтузиазма не вызвало, но Колюня, бурча себе под нос, пошел в угол и, зажав нос, опустился на дно. Провозившись там не более десяти секунд, он, отплевываясь, аккуратно положил на край бассейна граненую пепельницу из зеленого стекла. Второй опер, недавно перешедший к нам, пыхтя, затаскивал тело на бортик, где его уже ждал хмурый Милованов.
— Аккуратнее, аккуратнее клади, — командовал он. — Господи, да чему вас только в школе милиции учат, бестолочи!
— Да уж не покойников таскать, — прокряхтел опер.
— А зря, — назидательно парировал Жора. — Хоть какая-то польза была бы. Ладно, иди уже отсюда, не путайся под ногами…
— Жор, я дом осмотрю, — сказал я. — Ты, пока я тут, в карманы глянь, может, у него документы есть.
— В штанах нету, — быстро ответил Жора. — Вы воду все-таки спустите, может там на дне еще что-то, помимо пиджака есть. Пепельница-то, я смотрю, очень к ране подходит…
Мельком взглянув на застывший, оскалившийся полупрофиль мертвеца, я осторожно пошел на второй этаж, оставляя за собой грязные следы. Топтать великолепные ковры было даже немного стыдно, но с другой стороны у меня, как у всякого комплексующего пролетария, замордованного борьбой с бытом, смерть холеного буржуина вызвала непонятное злорадство. В этом доме все было чересчур. Слишком большой, помпезный, не похожий на большинство строений нашего города. В доме было всего два этажа, рассчитанных на шесть квартир. То, что шикарную новостройку втиснули между городским домом культуры и кукольным театром, администрацию не волновало. Участок был дорогущим, и в этот дом селились только богатеи, которым некуда было девать деньжищи. Лично меня такая перспектива не прельщала. Из окон дома-уродца, с вычурными колоннами, золочеными стоками и кипарисами в кадках, виднелись унылые стены кукольного театра и ДК, давно нуждавшиеся в ремонте. Выйдя на балкон, я выглянул наружу. Да, местечко для убийства идеальное. Вечером ни в доме культуры, ни в театре нет народа, улочка тихая, засаженная деревьями. Жилых домов рядом нет. А здешние соседи вряд ли привыкли соваться в дела друг друга. Это тебе не бабки-сплетницы у подъезда хрущевок…
В громадной, как аэродром, спальне, на туалетном столике, рядом с пузатой вазой, стояла фотография в рамочке. Некрасивая грудастая блондинка обнимала скалившегося лысенького мужичка с железной фиксой во рту. Если мне не изменяло зрение, именно этого гражданина мы только что выудили из собственного бассейна. Я порылся в тумбочке, но документов не нашел. Следующим на очереди стал кабинет хозяина этой милой берлоги. Тяжелый дубовый стол, массивное кресло из черной кожи было под стать мужчине, натужно улыбавшемуся с еще одного семейного фото. На нем грудастая блондиночка, заснувшая после укола Жоры, замерла позади сидевшего в этом самом кресле мужа. Ее ухоженная рука лежала на его плече, выставив на всеобщее обозрение перстенек с крупным камнем.
Поворошив документы в столе, я нашел два паспорта: Ерохина Анатолия Ивановича и Ерохиной Миланы Ренатовны. С фотографии паспорта хмуро смотрел покойный, тяжелым, неприятным взглядом. Впрочем, супруга на паспорте тоже на Дженифер Лопес не тянула.
На лестнице послышались торопливые шаги. В кабинет ввалился запыхавшийся Семенов, не сразу нашедший меня. Да и не мудрено это было. В таком кабинете целый детский сад мог с успехом играть в прятки.
— Ну, что? — с жадным любопытством спросил он. В руке Сашка держал пакетик с цветным прямоугольником. Нетрудно было догадаться, что у него там такое.
— Король? — вместо ответа, спросил я.
— Ага. Крестовый. В бассейне нашли. Он в сток попал. Вот… Жора сказал, что пальчиков на нем нету.
Я бегло взглянул на карту, но в руки не брал. Чего ее брать, карта как карта, в любом ларьке таких куча. Вместо этого снова я вышел на балкон. Из кабинета попасть на него было проще простого. Справа виднелась полукруглая крыша крытого теннисного корта. Над его дверями горел фонарь.
— Семенов, — негромко позвал я. — В таком доме должен быть этот… как его… привратник. Здесь есть привратник?
— Нет, — помотал головой Сашка. — Здесь же не общий вход, а свой у каждого. Это ко всем воротам надо человека ставить. На… привратнике (это слово Сашке далось с трудом) явно сэкономили.
— А въезд же у них общий, — не унимался я. — Что там с воротами?
— Пульт, — отрапортовал Семенов. — Нажимаешь кнопочку — дверки открываются.
— Камера есть над воротами?
Семенов пожал плечами.
— Не заметил. Сходить, посмотреть?
— Пошли, вместе посмотрим. Потом по жильцам пройдем, хотя, сомневаюсь, что они что-то видели в такой час.
Спустившись вниз, мы прошли мимо дежурного следователя, уже знакомой нам девицы, осматривавшей труп Земельцевой. Кивнув ей, я уже хотел было выйти на улицу, как вдруг был остановлен Жорой.
— Киря, смотри-ка, чего тут у него, — позвал Милованов. Я подошел ближе и уставился на руку покойника. На безымянном пальце виднелась татуировка перстня с крестовым тузом.
— Да у нас тут крестничек, — обрадовался я. — И за что, это мы такое сидели? Судя по наколочке — за кражу.